***

Ярким весенним утром под призывные крики чаек наш паром причалил в порту. Тихий и совершенно европейский городок, раскинулся у подножия высокого холма, опоясанного старинной крепостью, на вершине которого в тесноте прилепились все значительные здания. Городок чисто вымытый, как будто для нашего визита, но уверен, что он такой всегда. Мне почему-то хочется называть его по-старому - Ревелем, хотя он уже давно Таллин.
Сходим с трапа и идем в сторону старого города. Опять чисто, тихо и даже немного провинциально. Поднимаемся в гору и проходим сквозь ворота по старым мощеным булыжником улочкам. Все отдаленно похоже на Стокгольм, или Хельсинки, откуда вчера мы пришли морем, но все же, другое маленькое, камерное, изящное. Солнце играет на старинных фасадах и развешенные по стенам фонари отбрасывают длинные причудливые тени. Вывески ресторанов и кафе с извилистыми готическими надписями приглашают зайти на кружку темного пива, или кофе и непременно со сливками.
Вдруг из-за поворота среди всей этой строгой и правильной, но все-таки чужой старины вырастает чудесный московского стиля храм, да со всеми пятью главами. Храм Благоверного Князя Александра Невского небесного покровителя Государя Александра III и всех Александров, включая меня самого. Выстроенный на народные пожертвования в ознаменование спасения Царской Семьи во время крушения в Борках, он монолитно стоит теперь уже на чужой земле. Стоит и напоминает о том чудесном избавлении наших Венценосцев и о том, что у нас самих почти не осталось нетронутых прошедшим лихолетьем храмов. Внутри него все - целое и невредимое и как-то по-особенному ухоженное. Подобное я видел и в стенах православного собора в Париже, и в нашей церкви Успения Богородицы в Хельсинки. Изумительной красоты позолоченный иконостас, старинные в человеческий рост иконы и тяжелые латунные доски в память погибших моряков.
Все сохранилось. Ни независимость Эстонии, ни германская оккупация не оставили здесь разрушительных следов. И горько от того, что у нас не так. Может очень много их было и поэтому не ценили, или того хуже, что вера не крепкая была у нас, если не смогли защитить и дать отпор? В итоге прошлись по себе, как самураи по своим животам. Нет, хуже - по душе своей. Для них чужое было дорогим как свое собственное, у нас же свое, исконное, стало хуже чужого. Сказывали раньше, что ум за морем не купишь, коли его дома нет, но все-таки может сейчас, когда осталось только собирать изломанное, чужая сторона прибавит ума..?

Выхожу на паперть. Солнце припекает, освещая площадь перед собором, пытается проникнуть сквозь массивные витражные окна, где в торжественном сумраке осталась история этого храма, сохраненного для нас всех. Ведь все мы, русские, ищем себя, свое, хотя бы и в чужой земле. Даст Бог, найдем...

Москва, ноябрь 2011г.

Rolleiflex 2.8 GX Expression, Kodak Ektachrome 100G