"- Сам, сам, - сказал Цинциннат и ничком лёг как ему показывали, - но тотчас закрыл руками затылок.
- Вот глупыш, - сказал сверху м-сье Пьер, - как же я так могу... (да, давайте. Потом сразу ведро.). И вообще - почему такое сжатие мускулов, не нужно никакого напряжения. Совсем свободно. Руки, пожалуйста, убери... (давайте). Совсем свободно и считай вслух.
- До десяти, - сказал Цинциннат.
- Не понимаю, дружок? - как бы переспросил м-сье Пьер и тихо добавил, уже начиная стонать: - Отступите, господа, маленько.
- До десяти, - повторил Цинциннат, раскинув руки.
- Я ещё ничего не делаю, - произнёс м-сье Пьер с посторонним сиплым усилием, и уже побежала тень по доскам, когда громко и твёрдо Цинциннат стал считать: один Цинциннат считал, а другой Цинциннат уже перестал слушать удалявшийся звон ненужного счета - и с неиспытанной дотоле ясностью, сперва даже болезненной по внезапности своего наплыва, но потом преисполнившей веселием всё его естество, - подумал: "Зачем я тут? Отчего так лежу?" - и, задав себе этот простой вопрос, он отвечал тем, что привстал и осмотрелся.
Кругом было странное замешательство. Сквозь поясницу еще вращающегося палача просвечивали перила. Скрюченный на ступеньке, блевал бледный библиотекарь. Зрители были совсем, совсем прозрачны, и уже никуда не годились, и все подавались куда-то, шарахаясь, - только задние нарисованные ряды оставались на месте. Цинциннат медленно спустился с помоста и пошёл по зыбкому сору. Его догнал во много раз уменьшившийся Роман, он же Родриг.
- Что вы делаете! Хрипел он, прыгая. - Нельзя, нельзя! Это нечестно по отношению к нему, ко всем... Вернитесь, ложитесь, - ведь вы лежали, все было готово, всё было кончено!
Цинциннат его отстранил, и тот, уныло крикнув, отбежал, уже думая только о собственном спасении".