***

"Cнился мне сад в подвенечном уборе...", - напевает убаюкивающий голоc Вертинского, и кажется, что кто-то близкий и родной гладит мои ресницы... Я делаю усилие и слипшиеся веки ловят белый свет неба. Я лечу в Африку, где никогда еще не был, и некоторые из моих представлений не идут дальше того, что читает моя дочь в книгах Чуковского. Когда-то давно, я грезил уехать сюда насовсем, тогда пока еще совсем легко ужаленный новой жизнью, перевернувшей все с ног на голову, а может наоборот. За моим креслом тихо посапывают похожие на бегемотов двое юаровцов и мне становится смешно, что я мог бы оказаться одним из них...Кончилось чужое синее море с блестящими слезками волн и началась длинная бледно-желтая пустыня с морщинистыми барханами, одинокая в своей величественной пустоте. Я смотрю на нее и вижу свое недавнее прошлое, до сих пор наполняющее сердце смутной тревогой и тупой болью...
Кто-то рисует все за нас, водит тугой, пропитанной краской кистью по холсту, а потом соскребает с него как с сердца, нанося новый слой, под которыми медленно заживают старые раны. "Все будет хорошо", - стучит в виске... Я открываю последние страницы ремизовского "Пруда", падаю в них вниз головой, и лечу, лечу домой...

Москва-Париж-Йоханнесбург, октябрь 2007г.