Написать, что этот город выходит из морской пены как Афродита, было бы банально. На самом деле, по слову Иосифа Бродского, из волн здесь выходит время, странным образом не меняя ничего, кроме положения стрелок на циферблате. Но даже и эта единственная перемена происходит не всегда. Скажем, на часах одной из церквей и вовсе нет стрелок. Какая разница, который сейчас час, год, век? Подвижна только вода, изменчивы только отражения, существенны только образы. Стены, покрытые вечной плесенью, незыблемы, а современники, роящиеся на узких улицах, бесплотны, как на ночной фотографии, снятой с длинной выдержкой √ прозрачные тени, не более. Это красивый город. Наверное, лучший на планете. Его медленное, величественное умирание, надеюсь, только часть игры, в которую он полторы тысячи лет играет с человечеством, чьей любимой игрушкой является. Кокетливо погружаясь в воды лагуны на сколько-то миллиметров в год, он понимает: подхватят, вытянут, спасут. Ведь мы уже не можем жить без его тусклых отражений, облупленной штукатурки, черепичных крыш и дымовых труб. Без ветхих дворцов, похожих на декорации, внутри которых, скорее всего, никогда не побываем, без ощущения восторга, охватывающего нас при первом взгляде на это чудо, город, в котором нет ни одного колеса, но есть все, что нужно для счастья. Северная Адриатика. Лагуна. 118 островов, 160 каналов, 390 мостов. Гондолы, лодки, катера. Узкие улицы, дворцы, церкви. Мраморные ступени, уходящие в воду. Чайки и голуби. Готика, ренессанс и барокко. Тысячи торчащих из воды осиновых свай. Гондольер с аккордеоном. Храм Cieza della pieta, где тридцать лет служил Антонио Вивальди. Музыка. Крылатый лев с книгой в лапах. Дягилев и Бродский, похороненные на острове Сан-Микеле. Стук каблуков одинокого прохожего на плитах ночной площади. Желтые сливочные пятна фонарей на стене утреннего тумана. Стекло и кружева. Разноцветные стены домов острова Бурано. Зеленые ставни на окнах. Вода, запах гниющих водорослей и рыбы. Губы, сложенные так, чтобы можно было в любой момент сказать ⌠Buona sera■. Ваша тень в треугольной шляпе на облупленной стене. И невозможность уехать, и необходимость возвращаться сюда снова и снова, которая сродни болезни, легкой, но неизлечимой.