На интернет-страничке преподавателя фотографии Александра Лапина время от времени случаются "открытые уроки". Суть их заключается в том, что автор учебника предлагает посетителям для разбора какой-нибудь снимок, а потом на протяжении нескольких месяцев отпускает шутки в адрес чающих высшей мудрости молодых фотографов, пытающихся, как могут, проанализировать работу.
"Некоторые даже говорят, что я над ними издеваюсь, хотя я этого не ощущаю. Еще одна дама, правда, постарше, даже написала мне, что мои замечания для нее, "как серпом по яйцам". Раздражает, боишься за свои яйца - ходи на любой другой фотосайт, где все хвалят друг друга и приятно поглаживают по спинке. Или размещай свои умные мысли на простынях какого-нибудь форума. Там все выглядят умными и дураков не бывает. Но в жизни, к сожалению, встречаются", - писал А.Л. Впрочем, эта реплика маэстро, кажется, уже удалена со страницы, где присутствовала недавно.
Урок завершается победной сентенцией учителя, вершащей суд и над снимком, и над участниками диспута. Все это было бы очень хорошо, даже замечательно, но только уроки-экзекуции на мой взгляд слишком растянуты во времени: к финалу почти полугодового урока ученики успевают забыть, за что их порют. Я сам там не участвую, опасаясь потерять свои яйца, и небезосновательно полагая, что мужчина без них, будет даже хуже, чем женщина с оными. Поэтому с удовольствием размещаю свои заметки на простыне данного форума, не опасаясь, что здесь они будут затерты натруженной в показательных порках рукой мастера фотографии.
Только не говорите мне, что я над ним издеваюсь, - я этого не ощущаю!
Речь пойдет не столько об авторе поучительных уроков, а о двух фотографиях члена фотоагенства Магнума - Nikos Economopoulos 1990:
http://www.lapinbook.ru/analysis/lesson8/1989.jpg
http://www.lapinbook.ru/analysis/lesson8/1990.jpg
и об общих принципах искусствознания.
Восьмой урок, посвященный разбору этих фотографий, автор заключил сентенцией, которую я приведу полностью:
"Итоги.
Честно говоря, больших надежд на это обсуждение у меня не было. Я понимал, что многим такие фотографии понравятся, они найдут их оригинальными. Так и произошло. Кто-то пишет о четких связях, кто-то находит смысл в том, что голова собаки выглядит как продолжение горы. Вот бы мне понять, в чем тут смысл! Кто-то находит в снимках Экономопулоса игру с пространством. А кто-то даже вспомнил самого великого художника всех времен и народов Сальватора Дали. Самое оригинальное: "Автор снимал причудливость сложившихся ситуаций". Можно подумать, что ситуации эти сложились и ждали неподвижно, пока придет автор и их зафиксирует. Или автор, недолго думая, нажал на кнопку, а потом сказал: "Как причудливо! Ай да я, ай да Пушкин сын!" Прекрасен последний комментарий. Действительно ведь: на чужое не зарься, свое добро береги. Правда, какое отношение это популярное высказывание имеет к обсуждаемым снимкам осталось непонятным.
Так что же все-таки снял фотограф, и, главное, для чего? Снимки "прикольные", ничего не скажешь. Есть ли в них связи? Какие-то есть. Девочка с девочкой, шляпа со шляпой, рука с рукой. Очень глубоко по мысли. Есть ли какой-либо смысл в этих связях? Никакого. Бессмыслица тем и хороша, что в ней при большом желании можно найти все, что угодно. От "эстетики избежания" и ритмовремени до одной из лучших попыток подражания Дали. Кстати, Дали тем и плох, что своими живописными работами часто иллюстрировал литературные идеи, причем, достаточно понятные. А здесь ничего не поймешь.
Я нахожу связи в снимках Экономопулоса и сами эти снимки случайными и ничего не значащими. Случайными в плохом смысле этого слова, потому что настоящая случайность используется фотографом и рождает неповторимые шедевры. А та случайность, которую я имею в виду, - это, прежде всего нетребовательность к себе, отсутствие ясной задачи, неумение оценить результат. Те же ситуации наверняка можно было снять как-то иначе. Но для этого нужно было поработать, снимать и снимать, наблюдать и думать. А это долго и трудно.
Автор решил шокировать публику чем-то эффектным. И шокировал, но не всех. Я категорически против таких фотографий. И очень больно, что в последнем издании Магнума множество таких снимков - не сделанных, не решенных, случайных, никаких. По всей видимости, титаны, включая самого Картье-Бресона, ушли, а молодое пополнение просто плохо понимает, что такое Фотография Магнума. А. Л.".
Вначале об этих примечательных фотографиях Экономопулоса.
Начну со второго снимка. Рука действительно связана с рукой, но шляпа мужчины на втором плане связана не со шляпой ближайшего к зрителю человека, а с пивной кружкой, прикрываемой его рукой. Почему так? – Потому что левая рука человека за кадром расположена над головой второго так же, как левая рука первого мужчины над кружкой.
То есть, сравниваются две пары: четырехугольник руки + овальная форма под ним. Руки расположены практически в параллельных направлениях, овалы шляпы и кружки расположены на концах рук, под ладонями. Это геометрическое сходство и служит поводом для сравнения.
Жест руки, прикрывающей кружку, - знак, с хорошо известным значением: "довольно, мне хватит!", - как бы заявляет тот, кто прикрывает рукой свою кружку, даже если его язык уже не в состоянии связать пару слов.
Рука одного над шляпой другого не является мимическим знаком: возможно, невидимый человек просто поправляет шляпу, над стоящим впереди мужчиной. Однако этот второй жест, в параллели со знаковым жестом первого, приобретает схожее значение: "и тебе хватит!", - мимически утверждает тот, кто остался за кадром. Визуальный параллелизм индуцирует перенос значения знака мимической речи.
В стихотворной поэтике аналогом такой композиционной схемы является анафора ("единоначатие"):
Только ветер да звонкая пена,
Только чаек тревожный полет,
...........
Рука на снимках как раз играет роль "единого начала", сближающего концовки.
Естественно, что жест передает некое сообщение в рамках определенной социальной группы. И если для пьянчужки закрывать рукой кружку во время дружеской попойки в кабаке - привычный способ выразить свое отрицание, то тот же жест немыслим за столом в высшем обществе.
Возможно, что какой-нибудь зритель фотографии будет склонен придать иной смысл обсуждаемому жесту, - в этом он свободен. Еще Эдмунд Гуссерль утверждал, что "мимика лица и жесты", собственно, "не имеют значения, и если другой человек и наделяет их значением, то лишь в той мере, в какой он подвергает их истолкованию".
Однако при любом истолковании первого жеста его значение должно быть согласовано со значением второго жеста: к этому вынуждает композиция фотографии.
Поворот головы мужчины в сторону кружки соседа может истолковываться как сомнение, несогласие или упрямство. Впрочем, здесь история только обозначена намеком. Другим намеком на причастность к единому действию включены в кадр люди, сидящие в отдалении за столиком, шляпы которых не включены в кадр.
По-моему это замечательная работа, показывающая насколько её свободен автор от изрядно надоевших фотографических штампов ("черная шляпа будто бы должна быть непременно связана с черной шляпой благодаря сходству форм и единому тону", - и т.д.).
Теперь о первом снимке. Головы девочек связаны не друг с другом, а с двумя холмиками покрывала на плече одной из них. Действительно, их взъерошенные волосы подобны черным полоскам на покрывале, а сами складки-холмики похожи на головы. Кто там под одеялом? Действительно, фотография абсурдна, но это есть и поэтика сюрреализма, стремившегося за счет визуальных сближений не столько создать новый смысл, сколько отрубить концы банальному ассоциативному мышлению (вспомните "Андалузского пса" Бунюэля).
И последнее. Фотография развивается, её художественный язык обогащается новыми поэтическими приемами. И если современные авторы Магнума кому-то непонятны, то это не является поводом к их осуждению и, тем более, к суду над современной фотографией. Искусство жестоко: оно предъявляет высокие требования к зрителю, его общей культуре и к его восприимчивости к новым художественным явлениям. Искусство нуждается не в высокомерных оценках: "то-то есть хорошо, а другое – плохо", но в изучении. Искусство не нуждается и в высоколобых поучениях ("развивайся так-то!"), а в понимании.
Никто не вправе сказать искусству: "ты должно быть только таким, каким я тебя могу понять". Задача искусствоведа – только исследовать, создавать концепты, удобные для описания изучаемого феномена. Нельзя сшить корсет теории, раз и на все времена пригодный для фотографии любой эпохи. Иначе подобный "теоретик искусства" или "психолог восприятия" окажется в положении незадачливого портного, сшившего слишком узкий корсет для пышной матроны, пуговицы которого, на примерке слетев с петель, ослепили горе-мастера.
