Ну вот, я снова пишу тебе. Что–то еле уловимое будоражит меня, заставляя взять в руку перо. Какая – то невидимая сила отбивает свою чечетку в моем заскучавшем мозгу, а рука лишь пытается успеть за этим ускользающим ритмом. И я пишу, радуясь этому забытому и в то же время незабываемому ощущению.
В лабиринте мыслительных коридоров после бесцельного блуждания в катакомбах подсознания я хватаюсь за ниточку своей жизни в том месте, где небо смешано с колосящейся рожью, все птицы поют по–петушиному, а в колодце, куда бабушка опускала молоко в жестяном цилиндре с крышкой и окошком живет знакомая жаба. Под огромными, словно кокосовые пальмы, лопухами пасутся куры, и только я знаю все места – тайники их сокровенного сидения. За бабушкиным домом, а точнее за хатой начиналось поле, которое попеременно то колосилось рожью, то цвело картофелем, то было утыкано душистыми снопами льна. И во всех своих обличьях поле это было прекрасным убежищем от такой непонятной и пугающей взрослой жизни. Менялся только цвет и запах, но неизменным было чувство удивительной, всеобъемлющей безопасности. Еще не было такого четкого разделения на «я» и «не – я», во всяком случае, если это касалось какой - нибудь букашки или былинки, растущей у подножия гигантского ствола бамбука – ржи.
- Валю! Валю! – это бабушка пытается отыскать меня в только мне принадлежащем мире и надеется, что я откликнусь на ее голос и вспомню, что мы собираемся с ней в церковь на вечернюю службу. Бабушка моя глубоко верующая, но я этого еще не знаю, как не знаю и того, что мои родители атеисты. Клубок воспоминаний детства пестрит яркими нитками посещения сельской церкви без отдельных предметов или образов. Это просто ощущение голубого цвета в золотом обрамлении, наполненное неземным пением и колокольным звоном.
Огромные тополя во дворе, булочка за три копейки, пирожок с повидлом за пять, деревянная ручка с пером, белая чернильница с синей каймой – это уже школьное время. Ноябрьский день 1967 года окрашен моей памятью в красный цвет. Много - много красного – знамена, транспаранты, флажки, галстуки, звездочка на школьном фартуке. И я – румяный счастливый октябренок с пахнущими сывороткой тугими косами, заплетенными бабушкой. С лоснящейся, прилизанной головой и с кудрявым Володей на значке я встретила пятидесятилетие Великого Октября.
Память устроена странно: она не запоминает вехи народной истории, почему – то выпячивая эпизоды куда менее эпические. Вот полупарализованный дед одной рукой размашисто косит траву; вот бабушка мажет желтой глиной земляной пол в своей хате. А вот в третьем или в четвертом классе от имени пионерской дружины имени Вали Котика я пишу письмо Валентине Терешковой. Отбор «писателя»
произвели по почерку, к десяти годам я еще не успела его испортить многочисленными конспектами, бланками и квитанциями. Письмо наше имело отклик: мы получили ответ от самой Валентины Николаевны с большой цветной фотографией и наилучшими пожеланиями.
В 1970 году мои родители в числе армии переселенцев отправились в Крым, оставив в деревушке на Ровенщине двухкомнатную времянку, недостроенный дом, огромный пруд с подросшими вокруг тополями, а также какие – то свои проблемы и мое детство. С собой взяли троих детей, две подводы с пожитками и одну надежду на счастливую жизнь.
Ноябрьский Крым встретил нас очень тепло. Началось новое время: морское, степное, фруктовое.
.....
2001