ЛИДОЧКА

Это произошло в те годы, когда очереди были большими, а бирка с заветной надписью «мэйд ин не у нас» приводила в благоговейный трепет.
Лидочка – прехорошенькая, быстроглазая девушка – решила пробежаться по магазинам. Приближалась зима, и надо было срочно пополнить гардероб. Хотелось и того, и сего, а она только вздыхала: «На прилавках лишь ширпотреб». Оставалось одно – поехать в ГУМ, может, там повезет.
Зайдя в ГУМ, она остановилась возле зеркальной колонны и придирчиво осмотрела себя. Улыбнулась, подумав, что похожа на манекенщицу с обложки журнала мод. И, правда, ей очень шло стильное приталенное пальто и маленькая сумочка через плечо. Довольная, она поправила волосы и окунулась в покупательское море. Переходя от прилавка к прилавку, действовала «на удачу», надеясь, что хоть что-то приличное попадется. Но, обойдя весь магазин, так ничего и не присмотрела. С досады хотела купить мороженое, но какой-то молодой человек вполголоса спросил у нее:
- Вам итальянские сапоги не нужны?
Лидочка вздрогнула, но, ничуть не удивившись, спросила:
- Какой размер?
- А какой вам нужен?
- 37-й.
Он улыбнулся:
- Как раз этого размера.
- Можно посмотреть?
- Не здесь, - шепнул он.
Выйдя из магазина, завернули в безлюдный переулок, и он раскрыл коробку. У Лидочки заблестели глазки. Она то ли спросила, то ли потребовала:
- Я померю?!
- Пожалуйста.
Лидочка скинула туфлю и стала натягивать сапог. Вдруг молодой человек схватил ее сумочку и бросился бежать. Она опешила. Придя в себя, быстро подхватила коробку с сапогами и бросилась в противоположном направлении.
Всю дорогу домой она, как котенка, поглаживала неожиданное приобретение и с благодарностью вспоминала мамины наставления: «Крупные деньги держи во внутреннем кармане, а в сумку клади только мелочь на дорогу».
Долго носила Лидочка эти сапожки. И часто добрым словом поминала того молодого человека: желала ему здоровья, счастья и большой-пребольшой любви. Вспоминал ли он ее – неизвестно. А Лидочка никакой вины за собой и не чувствовала, даже наоборот, считала, что не дала хорошему человеку ступить на скользкую дорожку…


ВЕЛИКИЙ И МОГУЧИЙ

Однажды американские студенты-русисты приехали на стажировку в Московский университет и с головой окунулись в море языковой практики. Руководствуясь девизом «время – деньги», они не теряли ни минуты: занимались в университете, а после занятий общались, общались, общались. И, к своему удивлению, обнаружили, что русского языка они не знают.
- Нас учили какому-то другому языку, - жаловались они своему русскому преподавателю, - не понимаем живой разговорной речи.
- Как, не понимаете? – удивился он. – Со мной-то вы общаетесь.
- С вами – да. А вот в других местах… Например, заходили на стройку, так кроме «здравствуйте» и «до свидания» ничего не поняли. Мы даже записали несколько выражений, посмотрите, пожалуйста.
И подали профессору довольно длинный список. Он взглянул и густо покраснел. Замолчал, лихорадочно соображая, и, наконец, нашелся:
- Это, господа, все сплошь специальные строительные термины.
- Ах, так это профессиональный жаргон! – обрадовались американцы. – Однако, как много у вас строителей! Эти выражения мы слышали и в ресторане, и на дискотеке, и на улице. Буквально везде.
Профессор закашлялся, но, справившись с собой, ответил:
- Да, Москва активно отстраивается.
- О! – американцы закачали головами. – У России прекрасное будущее, если она переживает такой строительный бум!


ШЕВЕЛЮРА

Американская публика рукоплещет нашим артистам, московский цирк колесит по городам Соединенных Штатов.
Уже примелькались небоскребы и реклама, поднадоели здешние фильмы и еда. Хорошо в гостях, но дома лучше. И артисты все реже бегают в поисках новых впечатлений и недорогих магазинов, а все чаще собираются вместе и после рюмки-другой запевают русские песни. А один из них, Жвачкин, держится особняком, ни к кому не примыкает. Друзья сначала забеспокоились, а потом рукой махнули: «Странный он, Серега Жвачкин, нелюдимый какой-то. Да и немудрено: человек совсем молодой, а весь лысый. Что называется, как коленка.
И вот недели за две до отъезда в Москву, Жвачкин отпросился на несколько дней. После отсутствия вернулся веселый, в модной шляпе. В тот день он стал самой популярной личностью в труппе. Всех поразила шляпа. И даже не сама шляпа, а то, что скрывалось под ней. Широким, факирским жестом Серега снимал ее, а под ней была густая шевелюра! Все только ахали: «Сережа, откуда?!» Оказалось, что все деньги, сэкономленные на этих гастролях, Жвачкин потратил на косметическую операцию по вживлению нейлоновых волос.
Улетали из Америки уставшими от работы, печальными. Но в Москву прилетели на удивление свежими и бодрыми. И договорились отметить приезд.
На следующий день собралась артистическая братия в ресторане, по русскому обычаю выпили, как следует. Выпили нашей, московской водочки. Хорошо посидели, а на прощание обнялись по-братски, расцеловали артисток и отправились по домам. Но еще не натешилась артистическая душа, и ребята куролесили по дороге. Да и для чего пили? Для этого самого, «чтобы душа свернулась, а потом развернулась!..»
Очнулся Жвачкин. Голова трещит, все тело разламывается. Оглянулся по сторонам и не сразу догадался, что попал в медвытрезвитель. Вздохнул: «Вот как родина встречает своих героев!» Почесал затылок и, к своему удивлению, вместо шелковистых кудрей почувствовал жесткую, колючую щетину.
В ужасе вскричал:
- Что вы сделали с моими волосами?!
И в ответ услышал довольное:
- Как, что? Обслужили по высшему разряду, оболванили «под Котовского»!
Жвачкин обернулся на голос и увидел пьяную личность, удовлетворенно поглаживающую свою стриженную «под ноль» голову.


В ХРАМЕ ИСКУССТВА

- Фи, какой ты грубый и неотесанный! – выговаривала Оля своему молодому человеку Сереже. – Есть хоть у тебя духовные запросы или нет?
Сережа, умудренный двадцатью годами жизни и на собственной шкуре познавший, что с женщинами лучше не спорить, виновато вздохнул и покорно ответил: «Да…»
- Что – да?! Что – да?!
- Ничего, -  протянул последовательный дипломат Сережа.
- Ничего! Вот именно – ничего! А каких ты писателей знаешь?
- Никаких, - вздохнул Сережа, опасливо покосившись на нее. И покорно добавил. – Никаких.
- Нет врешь! Твои любимые писатели – это Смирнов и Брынцалов. Ты их на водочных этикетках читаешь! Только и умеешь, что водку пить да на танцах кренделя ногами выделывать! – не унималась она.
Видя, что соглашательская дипломатия не помогает, Сережа решил изменить тактику и с чувством произнес:
- Какое у тебя красивое платье!
- Что-о-о? – возмутилась Оля. – А каких ты художников знаешь?
- Это, как его, Репина.
- И что же Репин написал?
- Да как ее, - Сережа напрягся. – Да эту: «Последний из Помпеи».
- Ну все, - она стала сурова, как прокурор, а в глазах холодновато блеснул топор палача, - все, собирайся и марш на художественную выставку!
Едет Сережа на выставку.
А вот и он – Храм искусства, Центральный дом художника, громадный, холодновато-белый, как айсберг. А напротив, через дорогу, рукой подать – веселый Парк культуры. Там гремит музыка, призывно полощутся флаги на ветру, шумят аттракционы, смеются девушки, льются рекой напитки…
- Вот так всегда, - вздохнул Сережа. – Кажется, счастье близко, вот оно, рядом. Сделай лишь шаг. Но нет, у меня железная, нечеловеческая воля!
И он решительно направился к Дому художника.
- Мне один билет, - просит он убитым голосом у кассирши.
- Вам на выставку? – сочувственно спрашивает она.
- На выставку, - вздыхает Сережа, - а то куда же?
- Есть билеты на эротическое шоу.
- Как?!
- Да, этотик-шоу. Всем очень нравится. Сходите, посмотрите.
- Да разве на такие вещи можно смотреть? – резонно возразил Сережа. – Ноги моей там не будет! Духовные запросы нужно иметь! А во сколько начало?
- Через пятнадцать минут. Программа проходит в баре. Подают пиво, коктейли, закуски.
- И это в Храме искусства, среди бессмертных произведений гениальных художников, которые…
- А по окончании программы – танцы, - перебила кассирша.
- Которые, - застонал Сережа, - которые… своей… виртуозной… кистью… Один! Один билет!
…
- И как выставка? – спросила Оля у Сережи на следующий день.
- Прекрасно, милая, чудесно!
- Вот видишь! Какое у тебя преображенное, одухотворенное лицо. Я же говорила, что искусство творит чудеса и приобщает нас…
- К прекрасному, доброму, вечному, - подсказал Сережа.
И счастливые, они обнялись…


МЫ В ДОРОГЕ

Электрички давно не было, и народу скопилось полная платформа. Подошел долгожданный поезд, и толпа подалась вперед. С разбега в гущу народа вклинилась вахлаватенькая тетка с огромными сумками.
- Ой, милки, милки, - запричитала она, - помогите сумки занесть. Давай, сынок, не зевай, подсобляй.
Толпа задвигалась, закачалась, закрутила нас и занесла в вагон.
- Ой, сынки, давайте, давайте! Где вы? Зашли?! Сумки мои целы? Ну, слава те господи!
А народу в вагоне! Облегченно вздохнули те, кто зашел (рады, что вошли). Облегченно вздохнули и те, кто не попал в вагон (рады, что не попали). Поезд тронулся.
- А вот тоже вчерась, - продолжает неугомонная тетка, - в автобус также залазила. Спасибо сынкам, подсадили, подпихнули, а то б сама не залезла. Тоже народу было! Страсть! Ой, сынки, не вышло б, как вчера. Едем мы, значит, качаемся в автобусе. Шофер смотрит такое дело и решил нас пугнуть, говорит по радио: «Граждане, значит, оплачивайте за проезд». Известное дело, никто и не шевельнулся. И рады б, да не можем. Битком! Ну, шофер решил страху нагнать, говорит: «Оплачивайте, граждане, а то на линии контролеры». Народ зашевелился. Полезла и я, помню, в кармане десятка у меня. Я – в карман. И что ж вы думаете, сынки, у меня в кармане чужая рука! «Батюшки, - думаю, - ах вы паршивцы!» И не пойму, чья, мужики кругом меня стеной стоят. «Ну, - думаю,- не на таковскую напал». И давай, значит, его пихать из кармана. Что ж вы думаете, а он еще упирается. Вот нахальный! Пихались, пихались мы. И все-таки выперла я его, достала десятку, заплатила за проезд. А сама вся горю, хочется мне показать паршивцу кузькину мать, да не знаю, который он. Так в сердцах и вышла на своей остановке. А меня изнутри всю распирает от злости, чуть не лопаюсь. «Вот народ, - думаю, - хоть карман-то не порвали?» Руку сунула. Нет, ничего, целый. А внутри – бумажка. Достала… Батюшки-светы, милки, так это ж моя десятка неразмененная!.. Ох, сынки, так я бежать за автобусом хотела! Срам-то, какой! Это ж я хозяйничала в чужом кармане!.. Ох-хох-хох-хо-хо. Вот как бывает.
Сынок, сходишь сейчас? Ну, подсобляй, милый, мне из вагона сумки выволочь. Давай, давай, сынок, не мешкай, мне тут на пересадку в другую сторону надо. Поспешай, поспешай, милый, некогда мне!..


ЛЕТНИМ ДНЕМ

В тот день у ребят с лодочной станции в парке дела шли вяло, да и голова болела после вчерашнего. Подошли друзья и развеселились, вспоминая, как хорошо гульнули. Смеялись громко, сочно, будто рыкали молодые тигры.
- Орлы, а может, детство вспомним, сыграем в кошелек на веревочке?
- Точно, давай твой бумажник дареный обновим!
- Это мысль! Сейчас сгоняю за бечевкой.
И работа закипела.
- Ах, ты мой бумажничек, красавчик. А запах, какой! Понюхай, чем пахнет?
- А-а-ах. Божественный запах! Чую, пахнет хорошим костюмчиком, рестораном, заморским курортом, загорелыми длинноногими девушками…
- Надо туда еще иномарку добавить! Весу, весу ему не хватает. Давайте запихнем внутрь пару связок ключей.
- Вот, теперь другое дело! Какой очаровашка: плотненький, тяжеленький.
- Да, найти бы такой, набитый долларами.
- Погоди, сейчас кто-нибудь найдет.
- Повезет парню, завидую ему, честное слово!
Скоро наживка была брошена, ловцы спрятались, и наступили томительные минуты ожидания…
- Вон тетка идет… Эх ты, свернула!
- Ловись, ловись, рыбка, большая и маленькая!
- Орлы, какой-то мужик топает!
- Гляди, под ноги смотрит. Сейчас будет потеха!
- Только сразу не дергай!
- Тихо, сам знаю!
Жертва, глядя под ноги, шла прямо на цель. Для ловцов наступил миг высшего напряжения. Казалось, сердца перестали биться, ладони вспотели, челюсти отвисли, дыхание замерло.
Мужчина медленно поравнялся с бумажником, приостановился, слегка нагнулся и вдруг наподдал ему ногой! От сильного удара бечевка оборвалась, бумажник высоко взлетел, неуклюже закувыркался в воздухе и плюхнулся в пруд. Немного покачавшись на поверхности, он булькнул на прощание и пошел ко дну, подняв веселую стайку пузырьков.
Вскоре волнение на поверхности улеглось, и она опять превратилась в зеркало, в котором отражалось озорное, веселое солнышко.


ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Все началось с простуды. Разобрало так, что пришлось лечь в постель. Скучно болеть: лежи и книжки читай. Особенно тяжело, когда все уже читано-перечитано. И вот в такой ситуации мне пришла мысль: «А не написать ли что-нибудь самому?». Взял ученическую тетрадку, ручку и… то ли заново родился, то ли пропал.
За несколько минут набросал:
«В тот день хотелось умереть!
Но я шарахнул коньяка.
И сразу захотелось петь.
Не буду умирать!.. Пока…».
Сам себе удивился. И в этот момент миру явился еще один поэт. Конечно же, гениальный! И бурным потоком полилась графомания.
Стихотворство увлекло не только меня, но и домашних. Мама просила: «Почитай что-нибудь новенькое». И я читал, читал, читал…
Но все течет, все изменяется. И вскоре уже не мама просила, а я сам у нее спрашивал: «Прочесть что-нибудь?». «Да», - отвечала она после некоторого колебания. И я читал, читал с упоением.
С некоторых пор она стала очень занятой, и все чаще я слышал: «Сейчас некогда. Как-нибудь в другой раз!..». Но все же у нее находилась свободная минутка, и я декламировал.
А однажды услышал: «Знаешь, сейчас рыночные отношения. За все надо платить. Если за прослушивание стихотворения будешь давать по десятке, то стану слушать»… И я читал. Читал и давал.
Но в один совсем не прекрасный для меня момент услышал категоричное: «Хватит! Все, сыта по горло! Не надо и денег! Ничего не надо! Только избавь меня от этого!».
С тех пор стала называть меня «писателем», только ударение делает на первом слоге.
А я все пишу и пишу. Но прочитать некому.
Не хотите ли послушать? На тех же условиях: по десятке за стих. Торг уместен.


РОМАНТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ

Давно это было? Да, давно. А вроде недавно. Иногда память выхватывает событие из общего монотонного потока жизни и надолго оставляет его ярким, зримым, будто происшедшим вчера.
Это случилось весной. Не той грязной, ранней весной, когда нервы расшатаны авитаминозом и кажется, что жизнь кончена, а той золотой, пьянящей весной, когда солнечные лучи целуют лицо, когда набухают почки и выстреливают первые листики, когда хочется петь от счастья.
Мы ехали в троллейбусе. Мы – это я и она. Мы лениво и устало смотрели в окна, скучали и не ждали ничего хорошего. А между тем судьба готовила сюрприз.
Вдруг троллейбус тряхнуло, и стоявшие на задней площадке высоко подпрыгнули. Это было так нелепо и забавно, что мы оба рассмеялись. И разговорились просто и естественно, будто старые знакомые.
О чем говорили? Обо всем: о Москве, о весне, о том, что волнует двадцатилетних.
Вдруг нас оборвали на полуслове:
- Молодые люди, ваши билеты!
Мы обернулись в недоумении, а женщина-контролер устало спросила:
- У вас есть билеты?
- Да, - в один голос ответили мы и стали искать их.
Я яростно рылся в карманах, а она – в сумочке. Опытная контролерша все поняла и равнодушно произнесла: «Молодые люди, пойдемте». Потом повернулась и скомандовала: «Мужчина, на выход!».
На остановке мы сошли. Неожиданно наш товарищ по несчастью широченными шагами двинулся к метро. Опешившая контролерша шагнула за ним.
- Мужчина, куда вы?!
И вдруг моя новая знакомая шепнула:
- Бежим!
И помчалась в противоположном направлении. Я бросился следом за ней. Как мы бежали! Хорошо, красиво! И главное – быстро! Так быстро, что обогнали свой троллейбус. И я краем глаза увидел, что все пассажиры болеют за нас.
Тут моя коллега по бегу завернула в подворотню. Я за ней. Тяжело дыша, мы вошли во двор и только собрались передохнуть, как прямо перед собой увидели вывеску «Районное отделение милиции». Видимо, сюда бы нас и привели. Не сговариваясь, мы бросились назад. Уставшие, взмыленные, остановились на бульваре. Купили по порции мороженого и с облегчением опустились на лавочку.
Так мы с Машей познакомились. А через два месяца поженились. С тех пор все бегаем. Она впереди, а я за ней еле поспеваю…


УСПЕХ

На стене клуба подмосковного санатория появилась афиша: «Сегодня состоится концерт замечательного певца – исполнителя романсов Альберта Чернухина».
Летний день близится к концу. Тепло и тихо. Отдыхающие вяло заполняют зрительный зал.
Скромно, как-то бочком на сцену прошмыгнул певец. Он невысок, аккуратно стрижен, с бородкой. Серенький костюм. Бледное от волнения лицо. Первые нерешительные звуки гитары, испуганный, сдавленный голос. Жидкие хлопки зрителей. Но постепенно голос крепнет, гитара звучит все уверенней. Публика «просыпается».
Недаром говорят, что концерт – это взаимный обмен. Чем ярче звучит гитара и задушевнее голос, тем светлее лица слушателей и громче аплодисменты.
Голос певца летит свободно, мощно, будто прекрасная, сильная птица. Плачет и стонет гитара. А зал взрывается аплодисментами.
Чудесный певец и замечательный концерт. Публика долго не отпускает его со сцены.
В качестве гонорара администрация предоставляет Чернухину люксовский номер на одни сутки.
Сегодня его день! Он – герой! К нему подходят, улыбаются, жмут руку, просят автограф. И предлагают выпить.
В баре собрались новые почитатели его таланта и, конечно же, давние друзья Бахуса. Звенят струны гитары, и звенят стаканы. Но тяжело бремя славы, и под вечер Альберт еле держится на ногах: волосенки всклокочены, а в бороде застряли крошки.
На следующий день надо освобождать номер, но друзья не отпускают его:
- Альберт, дружище, оставайся. Перебирайся к нам в номер. Там есть свободный диванчик.
- А что, правда, остаться, что ли:
И остался. Веселье продолжилось. Продолжились песни в баре, и звон стаканов тоже не стихает. Но звон монет не бесконечен. И дня через два друзья перебираются в беседку в парке. Но не унывают: «А что, здесь даже лучше: и дешевле, чем в баре, и свежий воздух».
Приятели постепенно разъезжаются, прибывают новые. И Альберт кочует из номера в номер, с одного диванчика на другой. Все реже слышатся песни и, когда друзья просят сыграть, он, показывая дрожащие руки, вздыхает: «Рука бойцов колоть устала!». Но звон стаканов не смолкает. Уже и деньги кончились. И у него, и у друзей. Чернухин начинает продавать вещи: часы, плеер, сценический костюм. И звенят, звенят стаканы.
Через полмесяца администрация не выдерживает. Отдыхающие жалуются на странного, вечно пьяного субъекта с гитарой, который бродит по санаторию и предлагает обменять свои башмаки на бутылку водки. И хмурым ранним утром к санаторию подрулила милицейская машина. Когда Чернухина сажали в нее, неразлучная подруга-гитара, зацепившись за что-то, жалобно застонала. Включив мигалку, лихо, с ветерком милицейская машина исчезла, растворилась в густом тумане…


СТРАШНАЯ ИСТОРИЯ

- Его только за смертью посылать, - вздохнула Таня, посмотрев на часы. – Наверное, пошел дальней дорогой до ближнего магазина! Уже темнеет, а его все нет!
Прошло два месяца, как они поженились, и Таня поняла, что ей достался несерьезный муж.
Наконец, терпение лопнуло и, рассерженная, она вышла на улицу. На лавочке маячила одинокая фигура соседа по дому.
- Привет. Ты не знаешь, где мой Вовка?
- Привет, Тань. Да они с Иваном пошли в ресторан «Кресты».
- Куда, куда?
- Ты разве не знаешь, - усмехнулся сосед, - что так называют наше кладбище?
«Ну я ему покажу!» - думала Таня, подходя к кладбищенским воротам. На мгновение замерла в нерешительности, потом шагнула вперед. Уже в сумерках пробиралась по узким проходам. И никак не могла найти их. Вдруг увидела две мужские фигуры, устроившиеся возле одной из могил, и бросилась вперед с криком: «Вот вы где!» Мужчины обернулись, и она увидела незнакомые пьяные физиономии. Хотела бежать, но сильная рука уже обхватила ее за талию. Она почувствовала грубый запах табака и водяры. А незнакомец прохрипел:
- Красавица, выпей с нами.
Таня попыталась вырваться и крикнула: «Отпусти!» Но сильные руки сжали стальной хваткой так, что перехватило дыхание, и он прорычал: «Молчи, а то пришибу!» От страха Таня обмякла.
- Выпей с нами водочки, милашка, а потом немножко полюбимся.
- Нет, я не хочу, - чуть не плакала она. – Отпустите, пожалуйста.
- Выпей. Сразу легче станет.
Послышалось бульканье, и ей поднесли стакан.
- А ну, пей!
- Нет, я не пью. Пустите меня, пустите!
И вдруг она оцепенела от ужаса. Из соседней могилы потянулась костлявая рука, и послышался хриплый загробный голос: «Она не хочет. Дайте мне!» Мужики вздрогнули и бросились бежать. У Тани подкосились ноги, и она привалилась к надгробию. Широко раскрытыми глазами смотрела на соседний могильный холмик. Могила задвигалась, из нее показалась взлохмаченная голова, плечи и, наконец, встала женская фигура, пошарила по земле и подняла бутылку.
- Вот, алкаши проклятые, - послышался пропитый женский голос, - разбудили, паразиты, а водки оставили – кот наплакал.
И, запрокинув голову, она допила остатки. Сложила в авоську пустые бутылки и неровной, покачивающейся походкой побрела по дорожке. В тишине еще некоторое время слышалось позвякивание бутылок и ее голос, напевавший: «Зачем вы, девочки, красивых любите? Непостоянная у них любовь».


ТАЛАНТЫ И ПОКЛОННИКИ

- Сегодня первый раз выходим на пленэр, - широко улыбаясь, сказал преподаватель живописи.
- Ура! – ломающимися голосами гаркнули студенты.
- Ура! – завизжали студентки.
И первокурсники художественного училища высыпали на улицу.
А на дворе уже настоящая весна. Яркая, солнечная. От восторга аж дух захватывает. И притихшие студенты потянулись за своим наставником.
- Николай, устраивайся здесь, – и преподаватель указал на лавочку в кустах.
Сначала Коля расстроился: «Что за место? Широкого обзора нет! Красивого вида нет!». Но потом ободрился: «Это даже хорошо. Чем сложнее задача, тем интереснее ее решать. Главное – не что писать, а как».
Он так увлекся, что не сразу заметил ее. Почувствовав взгляд в спину, обернулся и густо покраснел. Это была бабушка, видимо, возвращавшаяся из магазина. У ее ног стояла сумка, из которой живописно выглядывали зеленый лук и хвост трески.
В душе у Коли все перевернулось. Забегали лихорадочные, жутковатые, но вместе с тем приятные мысли: «Вот он – первый зритель! Наверное, восхищается!». Коля приосанился и удовлетворенно подумал: «Пусть восхищается! Ведь мы не какие-нибудь недотепы. Художники!». И, чтобы показать свое мастерство, стал наносить быстрые, решительные мазки.
Вдруг услышал тяжелый вздох и ее бурчание: «Все лавки позанимали, дармоеды. Присесть не на что!». Она подняла свою сумку и поплелась по дорожке. А до Колиного слуха донеслось: «Ох-хо-хо-хо-хох, все-таки лучше, чем водку пить…».


ВО КИНО!

- Расскажи что-нибудь интересное.
- Да что ж вам рассказать? – отмахнулся он.
- Ну расскажи, ну пожалуйста! – канючили мы.
- Хорошо. Только смешное или страшное?
- Страшное, страшное! – в один голос воскликнули мы.
- Выдумку или из жизни?
- Из жизни, - попросили мы и притихли в ожидании чего-то ужасного.
- Да, - вздохнул он, на минуту задумался и начал каким-то не своим, будто охрипшим голосом. – Эта история добавила мне седых волос! Как вспомню, так мороз по коже пробежит!.. Я возвращался домой, уже не помню откуда. Ночью ехал в метро перед самым его закрытием. В вагоне никого, в переходе пусто, аж не по себе. Тишина, и только мои шаги гулко отдаются под сводами. Но вскоре пообвыкся, осмелел, тем более что подъезжал к своей станции. Представил нашу квартирку, мягкую постель и сладко зевнул. В полудреме вышел из вагона и направился к эскалатору. В полном одиночестве ступил на него и задумался.
Вдруг, что-то почувствовав, поднял глаза, да так и замер. Эскалатор, работавший «на спуск», был полон народа. И все смотрели на меня, как мне показалось, с сожалением и болью. В недоумении я взглянул на часы. Около двух ночи. Вновь поднял глаза и к своему ужасу заметил, что все с вещами: с чемоданами, рюкзаками, узлами, корзинами и даже с матрасами! А какие у них были лица! Серьезные и суровые!
- Батюшки! – прошептал я. – Что там произошло?!
А встречный человеческий поток был мощен и страшен. Казалось – вся Москва ринулась в подземку! Передо мной мелькали суровые лица и чемоданы, узлы…
Вспомнил своих близких, сердце сжалось, и в ужасе я побежал вверх по эскалатору. Задыхаясь, выскочил из метро, ожидая увидеть пылающий город, и тут же столкнулся с какими-то женщинами.
- Безобразие! Вы что?! Куда вы? – закричали они. – Вы участвуете в массовке? А где ваш реквизит? Дайте ему чемодан!
Я огляделся и увидел большой автобус с надписью «Мосфильм», людей с кинокамерами и мегафонами, красноармейцев в форме образца 41-го года.
Какая-то девушка протянула чемодан. Машинально я взял его. Меня подтолкнули обратно в метро.
Стрекотали кинокамеры. Я спускался по эскалатору в общем потоке, держал в руках пустой чемодан и ни к селу, ни к городу глупо улыбался…


ПОЕЗДКА
В тот раз на платформе пришлось стоять долго, и окоченевший народ вмиг заполнил долгожданную электричку. За окном потянулись безрадостные   пейзажи…  Дорога   предстояла   неблизкая,  и   народ дремал. Есть такие умельцы спать сидя с открытыми глазами…  День был хмурый, дождливый, и народ зябко кутался да зевал . Забренчала  гитара ,   и   несколько    подвыпивших   парней    затянули   нехитрую песенку . В вагоне  были закалённые заботами бойцы : сосед напротив отгородился   от   мира   газетой ,  а   за  спиной   слышался   обычный разговор случайно встретившихся  старых знакомых :  «Кого видел да где    работаешь   и   сколько   зарабатываешь?.. »   Гул двигателей   и завывание ветра  сливались  в  одно  нескончаемое « у-у-у… »  То был обычный серый день в бесконечной череде безрадостных будней…
Неожиданно с грохотом  открылась  дверь,  и  в вагон ввалился обшарпанный выпивоха. «Дорогие граждане, не спите, нашей музыки оцените! » -  бойко  прокричал он и заиграл    на расчёске,  обёрнутой бумагой.  Полилась  томная   итальянская  мелодия .  Горячее  южное солнце загорелось в  глазах  моих  соседей , и  сонливые  русаки  вмиг преобразились в пылких итальянцев . Выступление было принято « на ура » , и  каждый  старался кинуть монету в потёртую шапку виртуоза расчёски…
Но   не   успели   благодарные   слушатели   обсудить   все достоинства исполнения, как мелодия зазвучала опять!.. Это один из парней-гитаристов пробовал себя в расчёсочном амплуа…
Что сделалось с народом! Улыбки, смех, всеобщее оживление. Лица  просветлели,  с  них  сползла  озабоченность  и  неподвижность скуки. Послышались  оживлённые  разговоры .  Сосед  протянул  мне газету и сказал: «Браток, почитай, развлекись»…
Дождь прекратился. Из - за  туч блеснуло солнце. Электричка бодро  мчалась вперёд.  И  думалось ,  что  все  заботы  -  пустяк ,  что человек , а  следовательно и  я , –  венец творения , что без каждого из нас  нет  полной  картины мира . И  верилось ,  что  впереди  нас  ждут великие свершения , радость , любовь, счастье и бесконечная как мир, прекрасная жизнь…


ГАДАНИЕ
Молодость – везде и всегда молодость. Она берет свое…
Загулялись деревенские девушки дотемна. Много было спето песен, много рассказано страшных случаев. Но время летит быстро. И после очередной истории гулены со смехом, чтоб не было страшно, побежали по домам.
Что может быть лучше летней ночи в деревне?! Свежесть, тишина несказанная. Пахнет клевером и яблоком. А небо! Боже ж ты мой, какое небо! Нет слов, как хорошо…
Машенька тихонько, чтоб не залаял Полкаша, прокралась по двору в дом. Но не хочется девоньке спать в такую ночь, не нагулялась еще голубушка. Играет юная кровь, ждет любви, бесконечной радости и счастья. И даже родная хата в темноте загадочна, таинственна. «А не погадать ли мне? – думает девушка. – Может быть, увижу суженого».
Сборы недолгие. И вот уже огонёк свечи мерцает пред зеркальцем. Смотрит Машенька, вглядывается, шепчет: “Кто ты, где ты, милый друг?.. Покажись, отзовись, мой желанный…” Чу, что это? В зеркале мелькнула тень. Батюшки! Молодец! Да какой! “Прынц”  в белых штанах. Девонька не жива, не мертва. А “прынц” идёт на неё прямо из зеркала. Да вдруг как что-то треснет бедняжку по шее.
- Ах ты, негодница, что удумала – ворожить! Иди сейчас же спать! – то взлохмаченный спросонья отец в белых подштанниках полез обратно на печку…
Быстро легла девушка. Но долго еще билось юное сердце. А в садках пели соловьи: «Спи, спи, Машенька, все будет хорошо и радостно…»