Это произошло в первые годы моей жизни в новой стране.

По совести говоря, познакомившись с программой экзаменов на "ришайон" - подтверждение врачебного диплома - я понял, что

одолеть это если и возможно, то ценой полного обалдения без малейшего шанса на реабилитацию.

Дело было даже не в объеме информации и учебниках на английском. Невеждой я не был, читал по-английски свободно (по крайней мере, литературу по специальности), и память была в порядке. Нет, дело было в вопросах!

Экзамен по американской системе предполагает выбор одного из нескольких варинтов очень похожих ответов. Поэтому крайне важно сначала точно уяснить: а что, собственно, от тебя хотят?

При вполне божеских условиях экзамена - можно сдавать на одном из трех языков: иврите, английском или родном - понять вопросы можно было, конечно, но только интуитивно. Изначально они составлялись на иврите, что вполне естественно, но переводил их на русский человек,  для которого этот язык, если и был родным, то очень давно.

С англиийским было получше, но я был не настолько самоуверен...

Поскольку такой вариант не исключен был еще до отъезда, а семью кормить надо, был пущен в ход резервный план: аккупунктура и лечебный массаж, которыми владел давно и достаточно прилично.

Короче, поработав несколько дней бесплатно в небольшой частной клинике, я подписал договор и по уши погрузился в работу.

Однако, частная альтернаивная клиника не обеспечиивает тех условий, что государственная больница, ни по размеру и стабильности зарплаты, ни в кое-каких моментах, о которых еще надеюсь рассказать в другой раз.

И вот, только пришло такое просветление сознания, как правительство преподнесло подарок: истинно царский подарок.

Вступил в силу закон, по которому врачи со стажем более 14 лет получали право сдавать устный экзамен - собеседование!

Но надо сначала пройти полу-годичную стажировку в государственной больнице и получить там хорошую характеристику.

Что и было сделано без особых проблем.

И настал Судный День!

С великого куража, а вернее сказать - сдуру, я поперся на экзамен на своей машине. И куда - в Гуш-Дан (или Большой Тель-Авив) - городской конгломерат, в сумасшедший дом без перерыва!

Естественно, заблудился, взбесился и, уже точно зная, что опоздал безнадежно, вдруг обнаружил, что проскочил искомое лечебное заведение по улице с односторонним движением.

Матом такой силы этим древние небеса еще не осквернялись. Небеса содрогнулись и исторгли воющую, как низвергаемый в преисподнюю Сатана, машину "Скорой Помощи".

Не соображая уже ничего, движимый только спасительным инстинктом, я плотно сел ей на хвост и через пару минут уже был от служебного входа направлен охранником на стоянку для гостей.

В момещение судилища растрепаный, потный, злой и перепуганый одновременно, соискатель "ришайона" влетел аккурат в ту минуту, когда секретарша закончила регистрацию.

Но будь вовек благословена эта настоящая "идише мамэ"!

Она посмотрела на меня с истинно материнским состраданием, развернула свои бумаги и со вздохом попросила направление на экзамен и удостоверение личности...

Не успев перевести дух, вместе с восемью другими испытуемыми был ввергнут в судилище и аз, многогрешный.

Нас развели по одиночным комнатам, где выяснилось, что пять бумажных листочков, судорожно сжимаемых в руке, это пять экзаменационных вопросов. Когда я успел их набрать - убей, не помню.

Но зато помню, как почти со слезами умиления возблагодарил обычаи этой жаркой страны.

На столе был чайник, чай, кофе, бутылки с ледяной минералкой и какое-то печенье.

Осушив единым духом бутылку воды, я вернулся из небытия в реальный мир и взялся за изучение вопросов.

Надо сказать, что в комнате я был не один. Тут присутствовала миловидная особа

женского пола, охотно помогающая решить проблемы лингвистические, но слишком юная, чтобы что-то петрить в вопросах медицинских.

Почти не консультируясь с госпожой надзирательницей, я разобрался с вопросами, написаными на очень простом и понятном иврите. Оказалось - ничего страшного: описание клинической ситуации и "под-вопросы": что еще нужно спросить, какие исследования сделать, предполагаемый диагноз и план лечения. Делов-то для зубра от медициины, прошедшего огни, воды и "Скорую Помощь"!

"Ситуации" оказались на удивление простыми.

O, santa simplicia!  Знать бы, ЧТО скрывается за этой « простотой».

Совершеннно успокоившись, я неспеша написал ответы ко всем вопросам, причем нашел еще возможность блеснуть, углубившись в область психо-соматических расстройств. (Благо, времени было предостаточно.)

Проклятое тщеславие!

Но "слаб человек и велики беси"...

К реальности меня вернул голос "надзирательницы":

- Доктор, если Вы готовы, можно идти отвечать.

Весь кураж куда-то мигом улетучился. Сразу вспомнилось, что попыток всего две, что словарный запас беден, а акцент - ужасен, а в животе забурчало, как в свинарнике при раздаче корма...

В инквизиторской, за накрытым зеленой скатертью столом восседали трое представительных мужчин очень и очень профессорского облика. Они все и были профессорами. Вид у них был предельно утомленный и здорово обозленный; вид, скажем сразу, не располагающий к оптимизму.

Но отступать-то все-равно некуда...                                                                                                              Ладно, ввяжемся в бой, а там война план покажет. Мои иголки им у меня не отнять при любом исходе.

Начал с самого трудного, как мне казалось, вопроса.

Мои ответы были встречены спокойно. Даже доброжелательно, несмотря на то, что забравшись в дебри, я перешел на кошмарную англо-ивритскую смесь, дополненую пантомимой.

Второй и третий вопросы (и мои на них ответы) произвели на профессорсский синедрион явно транквилизирующее действие. На лицах небожителей прорисовалась доброжелательность, а их вопросы прямо таки направляли меня по путям, намеченым в моих подготовительтных записках.

Судилище постепенно превратилось в беседу коллег...

И тут, не в меру расслабившись, я что-то ляпнул. Осознав это, ляпнул нечто вообще несусветное.

Наводящие вопросы моментално превратились в низводящие.

И я растерялся окончательно. Я провалился на тот уровень, на котором не помнят даже таблицу умножения... Господи, за что?! Осталось ответить сущую ерунду, и - на тебе...

И тут самый солидный из триумвирата - при бархатной кипе и окладистой седеющеей бороде - спросил совсем неожиданное:

- Доктор, а ты откуда?

- Из Хайфы.

- Нет, откуда ты приехал в Страну?

- Из России...

- Это мы слышим, - усмехнулся профессор. - Откуда из России?

- А-а! Из Воронежа.

На коллективном лице экзаменаторов нарисовалось недоумение.

- Это где?

Мои попытки просветить их в российской географии были тщетны. И тут меня осенило!

- Вы читали роман Шолохова "Тихий Дон"? Этот роман получил Нобелевскую премию.

Оказалось, что двое из них да, читали. И тут же стали объяснять третьему, что это за прекрасная книга.

Профессора, захлебываясь от восторга старались передать товарищу содержание великого романа... Пошел такой иврит, что я перестал вообще что-то понимать и только тихо сидел на своем стуле, наблюдая профессорское востргоизлияние. Длилось оно довольно долго.

Наконец они устали и вспомнили о моем существовании.

- Ладно, роман прекрасный, Шолохов - гений, но ты здесь причем?

- Вы спросили, откуда я приехал? Вот, как-раз из тех мест.

Немая сцена. Бородатый вытаращил глаза и уставился на меня, как глокая куздра на бокренка.

И вдруг все трое начали хохотать, хохотать на полную катушку, до икоты и падения челом на стол.

Прохохотавшись, бородатый, всхлипывая, изрек:

- Ладно. Давай последний билет.

Добрым словом вспомнил я в душе профессора Оливена, у которого проходил " истаклют" - полугодичную стажировку перед экзаменом. Оливен требовал тщательно изучать не только прямые эффекты лекарств (что само собой разумеется), но обращать особое внимание на всевозможные побочные действия, иногда странные и неожиданные.

Таким образом, получив в последнем билете описание типичного депрессивного психоза, я уже с первых попросов понял, куда меня ведут почтенные экзаменаторы и сократил наши совместные мучения. Перечислив, как старательный студент, все возможные причины депресии, я изрек:

- Думаю, что сравнительно молодая жещина, уже имея четырех детей, не хочет еще, и потому предохраняется от беременностии.

- Ну и что? - с нарочито наивным видом поинтересовался один из моих мучителей.

- А то, что одним из побочных эффектов гормональных контрацептивов является депрессия.

На меня посмотрели с уважением

- Но это очень редко...

- Да, для современных препаратов. Но в вопросе дата не указана, а сочетании с тем. что я сказал о...

- Ладно, довольно об этом. А что ты можешь сказать о вот таком анализе крови.

У меня в руках оказалась написаная на листочке гемограмма. Почерк типично врачебный - хрен поймешь, да еще и на иврите.

Сколько позволяют приличия, изучаю эти каракули.

- Я думаю, что здесь анемия.

Отвечаю почти наугад, руководствуясь скорее по-звериному обострившейся интуицией; в мешанине закорючек мне показалось нечто, похожее на Hb-9,8.

-Правильно, - с готовностью соглашается инквизитор. - А какая анемия?

Какая-какая?! Да их миллион с прицепом. Будь это даже напечатано, гематология отнють не мой конек. А разобраться в этой цидуле вообще выше моих сил. Надо сдаваться.

Приеду домой, растянусь на диване...  дочитаю монографию о внемеридинных точках...

Да гори оно всё!

С обреченным видом кладу листок на стол:

- Мне нечего прибавить.

- Погоди, - вдруг подает голос самый молчаливый член комиссии. - Ты анестезиолог, если не ошибаюсь?

- Был...

- Аз хеврэ, ма анахну роцим ми а-технай? (Коллеги, а чего мы, собствено, хотим от технаря?)

Инквизиторы переглядываются.

Вдруг бородатый совершено некошерно хрюкает в свою бородищу.

- Технай ми Дон а-Шакет!... (Технарь с Тихого Дона.)

Вся троица закатывается гомерическим хохотом.

=====================================================

Через месяц мы с друзьями обмывали мой "ришайон" в очаровательном арабском ресторачике в романтическом древнем Яффо.

Выуживая из божествено вкусного соуса толстенькую тигровую креветку, я неожиданно для самого себя изрек:

- Други мои, прошу наполнить бокалы.

Встал и торжественно признес:

- Выпьем за «Тихий Дон»!