ЛЕВ ПУКНУЛ

     Конечно  же,  для  наших подводных лодок  несение  боевой службы  - это
ответственная задача.  Надо в океане  войти, прежде  всего, в район, который
тебе  из Москвы для  несения службы нарезали, надо какое-то  время ходить по
этому  району,  словно  сторож по  колхозному  огороду,  сторожить, и  надо,
наконец,  покинуть  этот  район  своевременно и  целым-невредимым  вернуться
домой. Утомляет это все, прежде  всего. И  прежде всего  это утомляет нашего
старпома Льва Львовича Зуйкова, по прозвищу Лев.
     То, что наш старпом в автономках работает не  покладая рук, -  это всем
ясно: он и на камбузе, он и в корме, он и на приборке, он опять на камбузе -
он везде. Ну и устает  он! Устав, он плюхается в центральном в кресло и либо
сразу  засыпает, либо собирает командиров  подразделений, чтобы  вставить им
пистон, либо ведет журнал боевых действий.
     Ведет он  его  так:  садится и  ноги помещает  на  буй-вьюшку,  а рядом
устраивается мичман  Васюков,  который  под  диктовку  старпома записывает в
черновом журнале  все, что с нами  за  день приключилось, а  потом  он же  -
Васюков -  все это аккуратнейшим образом переносит в  чистовой журнал боевых
действий.
     С этим  мичманом  старпома  многое  связывает.  Например, их  связывают
дружеские отношения: то старпом гоняется за мичманом по всему центральному с
журналом  в  руках, чтоб по голове ему настучать,  то возьмет стакан воды и,
когда  тот  уснет  на  вахте,  за  шиворот  ему  выльет, и  мичман  ему тоже
по-дружески   осторожненько  гадит,  особенно  когда   под  диктовку  пишет.
Например,   старпом  ему   как-то   надиктовал,  когда  мы   район  действия
противолодочной  акустической  системы  "Сосус"  покидали:  "Покинули  район
действия импортной системы "Сосус". Народ уху ел от счастья. Целую. Лелик" -
и мичман так  все это без искажения перенес в чистовой журнал. Старпом потом
обнаружил и вспотел.
     -  Васюков! -  вскричал он. -  Ты  что, совсем дурак, что  ли?! Что  ты
пишешь все подряд! Шуток не  понимаешь? Соображать же надо! Вот  что  теперь
делать? А?
     А Васюков, сделав себе  соответствующее  моменту лицо, посмотрел,  куда
там старпом пальцем тычет, и сказал:
     - А давайте все это как положено зачеркнем, а внизу нарисуем: "Записано
ошибочно".
     После этого  случая все на корабле  примерно  двое суток  ходили  очень
довольные. Может, вам показалось, что народ наш  не очень-то старпома любит?
Нам  сначала самим  так  казалось,  пока  не  случилась  с  нашим  старпомом
натуральная беда.
     Испекли   нам  коки  хлеб,  поскольку   наш  консервированный  хлеб  на
завершающем  этапе  плавания  совсем  сдохшим  оказался.  И такой  тот  хлеб
получился  мягкий,  богатый дрожжами  и  сахаром, что просто  слюнки  текли.
Старпом пошел на  камбуз и съел там полбатона, а потом за  домино  он сожрал
целый батон и еще попросил,  и ему еще  дали. А ночью его прихватило:  живот
раздуло, и ни туда ни сюда - кишечная непроходимость.
     Док немедленно поставил старпома раком и сделал ему ведерную клизму, но
вода вышла  чистая, а старпом  так и остался  раздутым  и  на карачках.  Ну,
кишечная  непроходимость, особенно  если  она  оказалась, скажем  так, не  в
толстом,  а в  тонком кишечнике,  когда  газы не отходят, -  штука страшная:
через несколько  часов перитонит,  омертвление  тканей,  заражение,  смерть,
поэтому  на корабле под председательством командира  срочно прошел консилиум
командного состава, который решал, что делать, но так  и не решил, и корабль
на  несколько  часов  погрузился  в  черноту  предчувствия.  Лишь  вахтенные
отсеков,   докладывая   в  центральный,   осторожно   интересовались:   "Лев
просрался?" - "Нет, -  отвечали им так  же осторожно, - не просрался".  А  в
секретном черновом вахтенном журнале, куда у нас записывается всякая ерунда,
вахтенный центрального печальный мичман Васюков печально записывал в столбик
через  каждые  полчаса:  "Лев  не  просрался.  Лев  не   просрался,  Лев  не
просрался..." Он даже специальную графу под это дело выделил, писал красиво,
крупно, а потом начал комбинировать, чередовать  большое буквы с маленькими,
например  так: "Лев не ПрОсРаЛсЯ", или еще  как-нибудь,  и, отстранившись, с
невольным  удовольствием  наблюдал  написанное,  а корабль  тем временем все
глубже погружался в уныние: отменили все кинофильмы, все веселье,  никто  не
спал, не жрал - все ходили и друг у друга спрашивали, а доку уже  мерещилась
операция и то,  как  он Львиные  кишки в тазик выпустил и там их  моет. Доку
просто  не  сиделось  на  месте.  Он  шлялся за командиром, как  теленок  за
дояркой,  заглядывал  ему в рот и  просил: "Товарищ командир,  давайте радио
дадим,  товарищ  командир,   умрет  ведь".  На  что  командир  говорил  ему:
"Оперируй", - хотя и не очень уверенно.
     Наконец командир  сдался,  и в  штаб полетела радиограмма: "На  корабле
кишечная непроходимость. Прошу прервать службу".
     Штаб молчал  часов  восемь, во время  которых  он, наверное, получал  в
Москве консультацию,  потом, видимо,  получил и тут же  отбил нам: "Сделайте
клизму". Наши им  в  ответ: "Сделали,  не помогает". Те им: "Еще  сделайте".
Наши: "Сделали. Разрешите в базу". После чего там молчали еще часа четыре, а
потом  выдали:  "Следуйте   квадрат  такой-то  для  передачи  больного".  Мы
вздохнули и помчались в  этот квадрат, и тут Лев пукнул - газы у него пошли.
Он сам вскочил, примчался к  доктору с лицом просветлевшим, крича по дороге:
"Вовик, я пукнул!", - и тут же на корабле возникла  иллюминация, праздник, и
все ходили друг к другу и поздравляли друг друга с тем, что Лев пукнул.
     Потом  командир решил дать радиограмму, что, мол, все в порядке,  прошу
разрешения  продолжать движение,  вот только  в какой форме  эту радиограмму
давать, надо ж так, чтоб поняли в штабе, а противник чтоб не понял. Он долго
мучился над текстом,  наконец вскричал: "Я уже не соображаю. Просто не знаю,
что давать".
     Тогда наши  ему посоветовали:  "Давайте так  и дадим: Лев пукнул. Прошу
разрешения выполнять боевую задачу".
     В  конце концов, действительно дали  что-то  такое, из чего было  ясно,
что,  мол,  с кишечной  непроходимостью справились, пукнули  и  теперь хотят
опять служить Родине, но штаб уперся - в базу!
     И помчались мы в базу. Примчались,  всплыли, и с  буксира к нам на борт
начальник штаба прыгнул:
     - Кто у вас  тут срать не умеет?! - первое, что он нам выдал. Когда  он
узнал, что старпом, он позеленел, вытащил Льва  на мостик и орал там на весь
океан, как павиан, а наши ходили по  лодке и  интересовались,  что  это  там
наверху происходит, а им из центрального говорили: "Льва срать учат".