В Российской государственной библиотеке в Научно-исследовательском отделе рукописей в фонде Ильинского-Блюменау А.А. хранится письмо, написанное Екатериной Колесовой к неустановленному лицу с обращением «Даша». Письмо написано карандашом, бумага загрязнена, по правому краю листов следы огня.
Далее привожу текст письма, подготовленный к публикации и выложенный в своем ЖЖ моей четвероюродной (!) сестрой, с которой я познакомился год назад (!) через интернет (!)




Письмо написано Екатериной Колесовой, женой художника и матерью десятерых детей. Четверо из них умерли в юном возрасте. Старшему сыну, Александру, на момент написания было 23 года, младшей дочери Жене - 11 лет. А еще были Павел, Владимир, Василий и Анна. Самой Екатерине в те дни было 45 лет.
*******************************************************

Милая Даша! Письмо это ты получишь, вероятно, не раньше 19-го Марта, поэтому прежде, чем описывать тебе все, о чем ты меня просила, - я поздравляю тебя со днем твоего Ангела и желаю тебе всего, всего хорошего, чего ты сама-бы себе пожелала, в особенности здоровья. Мих. Петр. посылают поклон и поздравление с дорогой имянинницей. Ал. Мих. [Алексей Михайлович Колесов – муж автора] и все дети также вас обоих поздравляют и желают вам здоровья. Прости, что я так долго не исполняла твоего желания. Я собиралась написать тебе в начале 1-й недели месяца, но вспомнила о твои именинах, и отложила все до этого дня. Теперь исполню данное тебе обещание, пишу тебе письмо, по твоему желанию, со всеми подробностями, какие только могу припомнить, и такое большое, что ты его устанешь читать. Я говорю это очень серьезно, и прошу тебя, прочти сначала только поздравление, а все остальное можно прочесть и после, когда будет свободное время.

И так, я начинаю со дня твоего отъезда. Ты уехала 23-го числа утром, а вечером мы были на благословении у Бакиной. Нас просили быть к 7-ми часам, но мы опоздали, пришли уже 1/2 восьмого, и все таки раньше всех. У них были еще только Машковы и наш Саша. Жениха еще не было, священника и гостей – также, а невеста одевалась. Нас встретила ее мать Н.И. Пока мы с ней разговаривали, - начали собираться и другие гости; приехал жених со своими родными. Вскоре вышла к нам и невеста. Все сидели и ждали священника. (М.И. была одета вся в белом: белая юбка из вышитого тюля, очень пышная, но короткая, так что видны были ее ножки в белых башмачках. Белая атласная баска, без рукавов, только с маленькими эполетками и с полукруглым вырезом у ворота. Прическа ее всегдашняя, только в волосах … белых цветов с какой-то блестящей вещицей.) – Вот и все, но это все было очень нарядно, мило, и очень к ней шло. Долго все ждали: было уже около 9 часов веч. Пришли Паша с Володей., а священника все нет. (Подлужин также еще не приехал. Это меня навело на мою прежнюю мысль. Помнишь, что я тогда думала об этой свадьбе? Еще ты все говорила мне, что это неправда. Но я не хотела никому верить до самой последней минуты, а теперь во время ожидания, еще более уверилась. Знаешь ли, до чего дошло? Не смотря на то, что Н.И. представила мне жениха, как только он приехал – я и тут почти не поверила. Сижу и жду – не дождусь: когда же благословят? А главное: кто будет жених? Но священника все нет; решились за ним послать. И П-на [Подлужина] все нет! (Ну, не правда ли, что он одевается, поэтому и опоздал?) Наконец он приехал с Сашей Гр. [Гриневским] – и я прежде всего посмотрела на его одежду: нет! Что-то не похож на жениха. Для такого случая он оделся-бы параднее… а все сомневаюсь!… Но вот пришел и священник. Начали благослосвять, смотрю: а жених-то и правда – Шорин! Вот тебе и «последняя минута»! А наши-то все стоят в сторонке… И веришь ли, Даша, мне до слез стало ее жалко: она была такая миленькая, такая вся беленькая, нежная, что ее жених показался мне еще более для нее непарой. Посмотрела я потихоньку в сторону, на П-на и на Машкова – вот бы женихи-то! И молоды, и красивы! Жаль! Говорят, что он очень добрый, хороший человек, и еще не старый: ему еще менее 30 лет, да по виду-то уж очень неподходящий. И целый вечер мне было грустно, а другие гости все веселились и танцевали. Паша и Володя принесли скрипку и гитару и играли. Мы пробыли там до 3-х час. ночи.

24-го в среду, я была днем у Подлужина: отвезла ему салфетки и наволочку на вышитую подушку. Ему наволочка очень понравилась, и шитьё, и метка. Мы с ним сейчас же и надели ее на подушку. Он собирался в этот вечер к Бакиным репетировать водевиль «Соль супружества» и позвал меня туда же. Я поехала домой и только что стала переодеваться – явилась М.И. и тоже стала звать меня к себе. Мы и поехали вместе с ней. Скоро приехал П. [Подлужин] с Грин. [Гриневским] Начали репетировать, к концу репетиции, к ним собрались гости: Машковы, наш Саша и подруга М.Ив. и жених. В 10 ч. вечера М.И. с подругой и с Машковыми уехали в Нем. Клуб, в маскарад, а мы все остались с женихом. Просидели до 2-го часа ночи и пошли: жених, я и Саша домой, а Под. с Грин. Тоже в Нем. Клуб в маскарад.

В четверг 25-го числа, П. с Гр. и М.И. были у меня и она мне сказала, что отложили до воскресенья. Это им посоветовал А.М. [Алексей Михайлович – муж автора] и предложил для свадьбы наши комнаты, чтобы не нанимать помещения. А если не станут венчать в воскресенье (накануне масляницы), то уже оставить до Красной Горки. Так и порешили. Она пригласила П-на быть ея шафером, а меня обещалась уведомить: когда будет свадьба, чтобы я успела приготовить все комнаты. В пятницу 26-го числа я хотела с утра приняться за уборку, но А.М. не велел, сказал, что если будет свадьба, то еще успеем убрать. Я и оставила, а вечером поехала с Пашей в Немчиновск. театр. Саша там играл, Саша Грин. был распорядителем, а Подлужин и Машков зрителями. Это был спектакль не нашего Кружка, а его устраивали знакомые Подлужина, которых и я знаю, поэтому мы все поехали смотреть их игру. После спектакля Машков скоро уехал домой, а мы оставались с знакомыми до 4 час. ночи. Бакиной не было, она все хлопотала о свадьбе, только утром приезжала на репетицию.

В суб. 27-го числа мы были приглашены на вечер к Подлужину; - А.М. и я поехали к нему в 8-м часу вечера, П. с Вол. [Павел и Володя – дети автора] пришли после нас и принесли гитару. Я, как только приехала, так и уселась за стол поить всех чаем. У нас с Подлужиным такое обыкновение, что я всегда у него занимаюсь чаем, и это мне чрезвычайно нравится, совсем как дома. У него еще были гости и две барышни из нашего Кружка: Акимова, (что играла Машу в «Гувернере») и Вельская (роль генеральши).(ея настоящая фамилия Имберг, а эта только для сцены). Вечер прошел очень нескучно. Пили, ели, пели, танцевали, и плясали. Имберг очень хорошо умеет плясать по русски, а я этого еще и не знала. Подлужин звал к себе и М.И. с женихом, но они не были, и о свадьбе никакого известия не прислали. Так мы и не знали, будет свадьба в воскресенье или нет? При прощании я спросила П-на: будет ли он шафером? Но он сказал, что теперь уже не успеет собраться. Мы уехали от него домой в 3 часа ночи.

Теперь буду описывать тебе свадьбу М.И. и наш спектакль. Как я уже сказала, от Подлужина мы приехали домой в 4-м часу ночи, но я не легла спать, а стала дошивать платьице для Жени (дочь автора), чтобы надеть на свадьбу. Я приготовила ей белое пике с розовым поясом. И хорошо, что успела дошить: в воскресенье в 9 часов утра пришел жених М.И. Меня тотчас разбудили, я скоро оделась, вышла к нему, и он объявил мне, что свадьба будет сегодня у нас. Венчание в 2 часа дня, в Спасск. Казармах. Как быть! У меня ничего не убрано, и Ал. Мих. дома нет; ушел рано, неизвестно куда. Я уже боялась, не укатил ли в Кусково? вот бы одолжил. Однако все поскорее принялись за уборку комнат, а Саша взял у меня денег и скорее поехал к Подлужину, сказать о свадьбе, иначе от кого же он узнает. К 2-м часам все успели убрать, пришли и А.М., потом Наталья Ильинична. Они стали приготовлять в гостиной стол для чая и закуски, а я ушла одеваться. Спешила ужасно, и шиньона не успела причесать. Едва только накинула белый кружевной убор, как все уже приехали из церкви. Сейчас усадили новобрачных на диван и стали поздравлять шампанским, потом начали пить чай. Гости все прибывали. Всех было до 30-ти человек. Дамы и барышни все были очень нарядно одеты. Мы с Нат. Ильин. попеременно разливали чай. Потом все закусывали и опять – чай. Пили и ели весь день, не переставая и все тихо, даже без музыки. Они хотели нанять тапера, да не успели. Шафером за невестой был Машков, а за женихом – кто-то из межевых [? Неразборчиво]. М.И. очень рассердилась на Подлужина, что он не был ея шафером, но, скажи пожалуйста, чем он виноват, если ему не дали знать накануне? Мы ближе живем, да и то едва успели приготовиться. В 4 часа она послала за ним Пашу, но он его не застал дома. Наконец явился наш Саша и сказал, что Подлужин. приедет вечером. После чаю, уже в 7 часов вечера, я стала играть на рояле, а гости танцевать. Перед танцами М.И. переоделась в другое платье (Венчальное у нее было шелковое, с высоким воротом и с длинным шлейфом. Она надела тоже шелковое, но сиреневое и без шлейфа. Ворот немного вырезан мысом и обшит белым пухом). Вуаль она также сняла. Часу в 9-м вечера приехал и Подлужин с Гриневским. Сначала мы с ним поздоровались и говорили как должно, но во время вечера успели 2 раза поссориться; после опять помирились и уже все остальное время провели мирно. Он даже пригласил меня на кадриль, но, к моему огорчению танцевать мне с ним не удалось: А.М. и дети уже устали от гитары, а на рояли играть, кроме меня, было некому. Такая была моя досада: играла много, и очень устала от хлопот, и удовольствий за все труды не получила. Только и успела протанцевать одно ляневе[?] с Саш. Гриневским. Впрочем в общем-то свадьба была довольно веселая; и гостей много, и угощение очень хорошее: шампанское, кофе, фрукты и мороженое. Пропировали до 4-го часа ночи. Последние уехали, конечно, новобрачные. Я легла спать уже в 6-м часу, потому что надо было привести в порядок комнаты и разные вещи. В понед. 29-го числа новобрачные приехали к нам с визитом в 3 часа дня. Пили кофе и закусывали. (Визитное платье М.И. было малиновое, бархатное, с длинным шлейфом. Шляпка – касторовая, светло-серая с таким же пером.) В 4 часа они уехали еще с визитами, а нас позвали быть у них вечером. А.М. отказался: не выспался; а я была с Пашей и Володей; Саша тоже был. Кроме нас еще были: брат М.И., ее подруга, Машков, Подлужин и Гриневский, и еще двое молод. людей, бывших на свадьбе. М.И. хозяйничала, разливала нам чай, и была очень мила в своем новом звании. Мы пробыли у них до 2-ч часов ночи.

1-го Марта были в Немчиновке, на генеральной репетиции, и новобрачные тоже были. 2-го числа, я целый день гладила для Подлужина. разные вещи, нужные к спектаклю, и в 5-м часу все к нему отвезла. Пробыла у него до 7 часов; потом, я поехала домой, а он к кому-то из знакомых продавать билеты. Я также все эти дни хлопотала о продаже билетов; и мне удалось продать почти на 6 рублей, чему я была очень рада: Подлужин во весь этот месяц был ко мне настолько внимателен, (а это не всегда бывает), что я постаралась, сколько могла, позаботиться для него о билетах, чтобы ему угодить.

Но вот настало и 3-е Марта – день нашего спектакля. В 12 ч. утра мы с А.М. и с Сашей поехали к Серпуховск. Воротам в гости к Васильевым (это знакомые Подлужина, у которых он строил дом). Они звали нас на блины. Мы провели у них целый день, до вечера. После блинов пили чай, разговаривали; было очень нескучно. Г-жа Васильева водила меня по всему дому, чтобы показать мне, как хорошо Подлужин его построил. И действительно: все комнаты, - от зала и до кухни, - даже сени и лестница, - устроены так красиво, и так удобно для семейной жизни, что лучше и желать невозможно; одним словом: рай, а не дом! Честь и слава архитектору! Я уехала домой уже в 7-м часу вечера, а А.М. остался, чтобы ехать в театр вместе с ними. Они и меня не отпускали, но мне надо было переодеться. Я хотела быть непременно в новом шелковом платье по некоторой особенной причине. Прочтешь, тогда узнаешь. Спешила ужасно, да еще и Аню [дочь автора] собирала. Я ей купила билет; вот было радости-то! С нами поехал и Володя. Но как ни спешили, а начала водевиля не застали. Да это не жаль: его сыграли не очень хорошо; зато «Гувернер» и водевиль «Соль супружества» прошли отлично. Публики было много, и всем очень понравилось. Лучше всех играли: Подлужин, Акимова и Саша. Особенно хвалили Подлужина за обе роли; но некоторым, (в том числе и А.М.) он больше понравился в мужской роли, чем в женской. Мне рассказывали, что двое мужчин за него даже поспорили. Один похвалил его за «Пере…(неразборчиво)», а другой начал его уверять, что это играет женщина. Спорили – спорили, и пошли оба спрашивать в уборной: кто играет? Вот как было хорошо! В 3-м действии ему поднесли большой лавровый венок, перевязанный вышитым полотенцем; а Акимовой, в 4-м действии, - букет цветов, тоже очень большой, с розовыми лентами.

Во время антракта я пошла в уборную, чтобы посмотреть венок и полотенце. Венок очень густой, аршина 3 в окружности (если не больше), а полотенце вышито красным и синим шелком. Сверху узора вышиты слова; на одном конце: Дмитрию Дмитриевичу Подлужину. А на другом: 3-го Марта 1888 года. К венку на розовой ленточке привязана серебряная дощечка, а на ней слова: Дмитрию Дмитриевичу Подлужину от товарищей и друзей. 3-го Марта 1888 года. Я знала обо всем этом ранее, потому что мы, т.е. члены Кружка согласились все между собою поднести ему венок на память за его хлопоты о спектакле. (Поэтому я и нарядилась получше). А полотенце вышивали 4 барышни; две шили днем, а две ночью попеременно. Работали 10 дней. Я было сама начала вышивать ему на память полотенце, но когда увидела работу этих барышень, то свое уже оставила: вероятно, ему оно не понравится после такого богатого шитья. Я забыла показать тебе мою работу, что-бы ты о ней сказала. Да нет! Я уже не буду: луда же она годится; а жаль! Очень хотелось подарить свое вышивание.

После спектакля мы оставались пить чай с [отцом?] П. и знакомыми. А Д.Д. то и дело переходил от одних знакомых к другим: всюду зовут, так что я едва могла успеть с ним проститься. После этого вечера я уже не видела его целых 10 дней, до 13-го числа Марта.

В пятницу 4 числа мы были дома. 5-го я ездила с нашей жилицей Наденькой, и с Володей в театр в дом Мошнина. Там играли участники Музыкально-Драматического Кружка, но вовсе не очень хорошо, многие даже хуже любителей. В воскресенье тоже мы были дома. 7-го числа Паша был именинник, но у нас был только Машков и то не надолго. 8-го день рождения А.М. – Машков был опять вечером. 11-го в пятницу была М.И. и еще Фришберг (он играл Гувернера). Собираются устроить концерт на 3-й неделе поста. Тогда я тебе опять обо всем напишу. В Воскр. 13-го у нас были днем Машков, Подлужин и Гриневский. Машков ушел в 3 часа, а они остались до 6 вечера. Мне П. сказал очень неприятную новость: будто он не будет больше играть женских ролей. Вот будет жаль, так жаль! Он их играет так отлично, что просто на редкость! Уж верно хорошо, когда даже спорят, не могут разобрать; до чего похоже на женщину. Да ты помнишь в прошлом году в именины А.М., он одевался старухой, и ты сама говорила, что это «совсем настоящая богомолка-странница». А как мы его вызывали за эти роли! [неразборчиво] Если он перестанет их играть, то Сашу станут вызывать больше его: он играет комиков, а это много веселее, поэтому вызовы всегда будут. Мне очень жаль, если он и правда оставит женские роли. Мужчин то всегда успеет играть. Ему советуют товарищи это бросить, а я думаю, что они это говорят из зависти; особенно те, кто играют женщин. Да и билеты продаются лучше, когда он играет женскую роль: всякому интересно посмотреть: как это молодой человек, и такой красивый, вдруг оденется совсем старухой? Я уже это несколько раз замечала.
********************************************************

На этом письмо обрывается. Получила ли его неизвестная мне Даша (это был, видимо, черновик письма - тогда было принято писать письма сначала в черновике), перестал ли Подлужин играть женские роли - это мне неведомо. А что ведомо...

Екатерина Тимофеевна (автор) - дружила со своими детьми и с их друзьями, любила описывать события своей и их жизни, много читала. Брала книги в библиотеке почти до последних дней своей жизни. Умерла в Москве в 1916 г. в возрасте 73 лет.

Алексей Михайлович (муж автора), художник - в годы написания письма заведовал Училищем иконописания в Москве, умер в 1902 г., в возрасте 68 лет. Его работы хранятся в ГТГ и других музеях страны. Более подробные сведения о нем ссылка

Александр - старший сын, через несколько лет стал профессиональным актером, для чего бросил учебу в Училище живописи, ваяния и зодчества. Гастролировал по стране (список городов огромен!). В 30-ые годы работал в Театре комедии в Ленинграде. Был арестован в возрасте 71 года за сатирические стихи. После отбытия 3-х лет ссылки работал артистом в театре в Калмыкии, в 1941 г. снова арестован, умер в 1942 г. в возрасте 77 лет. Детей не было.

Павел - второй сын. Архитектор. В Москве до сих пор стоит дом его работы. Умер в 1917 г. в возрасте 49 лет. Была одна дочь.

Владимир - третий сын. Стал художником. Работал в Костроме. Умер в 1928 г. от воспаления легких. Оставил 4-ых детей. Его работы хранятся в Костромском музее изобразительных искусств.

Анна - дочь. Судьба неизвестна (пока!).

Евгения - другая дочь [моя бабка]. Вышла замуж. Родила двух детей. После революции с семьей уехала из Москвы и вскоре умерла от холеры (в возрасте около 40 лет).

Дмитрий Дмитриевич Подлужин - архитектор. Вскорости женился. Имел сына. Умер в 1898 г. в возрасте 37 лет.

Машков Иван - впоследствии очень известный архитектор. Долгие годы был главным архитектором Московской городской управы. В советское время - старший архитектор Моссовета. Умер в 1945 г. в возрасте 78 лет.
 
Гриневский Александр - судьба неизвестна.

Остальные действующие лица - пока сведений нет.