Мы сидим в густом тумане начинающегося рассвета возле полуживого костра . Вокруг храпит, постанывает и дышит разбросанный между деревьями каэспэшный лагерь. Со стороны нескольких одиноких выживших костров доносится усталое нестройное пение . Остальные спят. После третьей бессонной ночи мы плывем в мягких, как окружающий туман, волнах чудесного запоя и хочется, чтобы это состояние было вечным. Водка сладка и тепла, голова пуста и чиста, гитара покрыта росой и ее звуки уже никому не нужны.
Из глубины леса появляется покачивающийся худой подросток с неестественно-бледным лицом. У него разрублено топором колено и он почти равнодушно просит что-нибудь сделать. Подросток садится на бревно и я с пьяным интересом также почти равнодушно рассматриваю белую кость коленной чашечки, вывернутые края раны, мясо и уже тонкую струйку крови, сползающую вниз по набрякшей бордовой штанине. Игорь, хромой доктор из Сельцо, приносит катушку белых ниток, толстую швейную иглу и отдает набор мне. Доктор пьян и не имеет опыта в хирургии. Я также обладаю этими качествами, но с доктором не спорю, принимаю набор и приступаю к операции. Стакан водки делится пополам – первая половина выливается в рану, вторая в глотку пациенту. Игла опалена зажигалкой и нить смочена в остатках водки. Я беру край раны и с навероятным усилием , используя в качестве наперстка пластиковую пробку от пива «колос» , протыкаю толстую человеческую кожу. Парень бледен как покойник и не мигая смотрит то на свою коленку, то мне в глаза. Позади меня слышен звук рухнувшего тела – какой-то человек упал в обморок, но на него никто не обращает внимания. Доктор Игорь ассистирует и одновременно, узнав что парень также из Сельцо, требует его данные, потому как в их городишке гуляет СПИД и ему, Игорю, не хочется заражаться и он все проверит, и узнает и прочее. Я , не поворачивая головы, говорю доктору «заткнись» и завязываю узелок последнего шва. Парень уходит, немногочисленная публика рассасывается по палаткам, Игорь садится на бревно, но тут же валится на спину, да так и остается спать. Мы закуриваем по сигарете и , выпив еще, продолжаем смотреть на угли догорающего костра.
Туман уже почти рассеялся, первые лучи яркого августовского солнца скользят по янтарным стволам сосен, палаткам и чахлым дымкам костров. Доктор Игорь спит, свернувшись калачиком в вытоптанной траве и из-под него течет, объемный как стержень, ручеек мочи. Ручеек выбирает русло между бутылок, щепок и окурков, потом находит небольшую низинку и заполняет ее, превращаясь в маленькое дымящееся озеро. Внизу под нами матово сверкает Десна, извилистая и обрамленная зеленой пеной густых ракит. За Десной большой луг, а за лугом на холме Овстуг – имение Федора Ивановича Тютчева. «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется, - и нам сочувствие дается, как нам дается благодать…»