В фойе тель-авивского "Хилтона" спускается обаятельный мужчина, в
песочного цвета домашнем пиджаке, из-под которого видна клетчатая
фланелевая рубашка спокойных тонов, в зеленоватых брюках в тон пиджаку.
Доброжелательный анализирующий взгляд глаз за очками в золотой оправе -
одновременно изысканной и традиционной, сияющая улыбка, с которой обычно
обращаются к давним приятелям - хотя в приятельских отношениях со
скрипачом автор данной заметки не состоит, но, как, наверное, и многие,
лишь испытывает тайную благодарность за то, что музыкант некогда открыл
для него концерты Шнитке.

У Кремера крепкое рукопожатие - но рука его почти выпрямлена, так что
дистанция с собеседником обеспечена.

В ходе своих израильских гастролей Гидон Кремер играет скрипичный концерт
Шумана - сочинение, вызывающее споры, которое в свое время жена композитора
Клара запретила исполнять, утверждая, что оно написано безумцем.

- Концерт Шумана вошел в мою жизнь уже около двадцати лет назад, -
неторопливо рассказывает Кремер, - и одним из первых, кто меня с ним
познакомил, был выдающийся немецкий гобоист Ганс Холлигер. Потом я играл
его с такими великими дирижерами, как Карло Мария Джулини и Рикардо
Мути, с которым я в 80-е и записал этот концерт. В 90-е годы я вновь
записал его, на этот раз с Николасом Харнонкуром и Европейским камерным
оркестром. За это время во многом изменилось мое отношение к финалу
концерта - наиболее проблематичной его части. Если в 80-е я исходил из того,
что указания метронома в финале сомнительны или ошибочны, то в 90-е, в
результате работы с Николасом Харнонкуром и Кристофом Эшенбахом для меня
стало постепенно проясняться, что, наверное, Шуман не ошибся. И что
финал должен быть странным и медленным и в этом есть своя сила, -
когда Кремер произносит эти слова, самый ритм его речи меняется.

Он продолжает:

- Я думаю, что концерт Шумана принадлежит к числу выдающихся явлений
скрипичного жанра и, если говорить о произведениях романтического
репертуара, то он не менее убедителен и гениален, чем концерты Бетховена,
Брамса, Чайковского, Сибелиуса; вторая часть, на мой взгляд, по интимности
превосходит концерт Брамса. Самым трудно развязываем узелком - как для
исполнителя, так и для слушателя - остается финал. Ибо этот финал, несмотря
на свою виртуозность, которая требует невероятных затрат энергии для его
покорения (и мастерства чтобы это покорение не бросалось в глаза) - этот
финал чисто музыкально не является - я бы не сказал неудачным, Шуман по
своей гениальности и по фазе жизни, в которой он тогда находился, имел
право написать такой финал, но он не столь очевидно блестящий, и не дает
исполнителю повода заслужить громогласные аплодисменты. Он перегружен
скрипичной фактурой, чего не скажешь об оркестром аккомпанементе - но не
мне, исполнителю, пытаться уличить автора в некомпетентности.

Он заключает:

- В концерте Шумана есть все, для того, чтобы он занял важное место в
репертуаре, написанном для скрипки, и надеюсь, что я, равно как и мои
молодые коллеги, такие, как Цетмайер и Тецлаф, этому способствуем. Я уж
не говорю о Шеринге и Менухине, которые этот концерт играли.

Приятная улыбка дает понять: ответ окончен.

- Вы постоянно исполняете современную музыку. Почему вы ее играете?
Известно, что некоторые музыканты обращаются к современному репертуару
потому, что им нечего сказать в классическом - хотя к вам это, понятно,
не относится. Что из того, что вы некогда исполнили первым, сегодня
вошло в репертуар?

- Я просто не считаю, что музыка является частью музея восковых фигур и что
мы должны исполнять только сочинения умерших композиторов. Я стараюсь идти
в ногу с моим временем - так, как вижу его я - а не в угоду моде. Есть
авторы, в которых я верю, с которыми мне посчастливилось сотрудничать -
Альфред Шнитке, София Губайдулина, Арво Пярт, Луиджи Ноно. Есть музыка,
которая меня волнует - Гии Канчели, Астора Пьяццолы, и есть музыка
современная, в том числе концерт Адамса - очень достойное явление в
американской музыке, в которой скрипичных концертов вообще немного;
написанный для меня, он уже зажил своей жизнью. Я играл концерты Филиппа
Гласса и Неда Рорема, "Серенаду" Бернстайна я играл 78-м во время моего
первого визита в Израиль. Сегодня это - репертуарные произведения, -
обстоятельно, негромким голосом интеллигентного человека рассказывает
Кремер, и продолжает. - Но это американцы всегда готовы принять на щит
что-нибудь новенькое. С произведениями, написанными в Восточной Европе,
дело обстоит сложнее. Не так многие играют скрипичные сочинения
Губайдулиной и Шнитке; при том, что последний относится к числу наиболее
исполняемых авторов, мало кто посягнул на его скрипичные концерты. Наша
дружба продолжалась более тридцати лет и я был рад послужить ему.
Он стал эталоном композитора, вышедшего из России после Шостаковича. Но все
же самым выдающимся произведением, созданным в Восточной Европе, я считаю
"Оферториум" Губайдулиной, который мне выпало счастье и честь исполнять
впервые.

Я думаю, что сегодня одним из авторов, заслуживающих внимания, является Гия
Канчели. И еще один - эмоциоанльный композитор, обобщающий в своем
творчестве опыт двадцатого века - Валентин Сильвестров. Его "Посвящение" -
симфонию для скрипки с оркестром - мне пришлось сыграть с Владимиром
Ашкенази и записать с киевским дирижером Романом Кофманом.

Музыки же, написанной интеллектуально, в изощренной технике, неважно какой
- будь то New complexity или New simplicity ("Новая сложность" или "Новая
простота") - которая не выдает биение сердца, я стараюсь ее сторониться,
хотя порой попадался на крючок и обманывался в своих ожиданиях.

- Израильская публика довольно консервативна в своих вкусах, хотя есть и у
нас прогресс в этом вопросе. Как обстоит дело в остальном мире? Ходит ли
публика на концерты современной музыки?

- Не знаю, каково положение в Израиле - хотя я привозил сюда Шнитке и
Адамса. Консервативная публика есть повсюду. Я лично не должен жаловаться -
то ли дело в моей популярности, то ли публика мне доверяет, но я имею
возможность играть современную музыку наравне с классикой. И поэтому я
пользуюсь любой оказией, чтобы предложить публике что-нибудь свеженькое. И
очень часто люди, приходящие на концерт, находят в этой музыке достоинства,
которые в ней заложены. И эта задача посвящения в эту музыку меня радует.
Сейчас, после того, как я создал свой ансамбль "Кремерата Балтика", я могу
более интенсивно и компактно осуществлять эти проекты.

- Расскажите о вашем ансамбле. Почему вы вообще создали камерный оркестр
"Кремерата Балтика"?

- Я хотел построить мост в мое прошлое - я ведь из Риги. Знаете, вдохнуть
воздух Балтики. Мне тогда исполнилось 50, надо же было себе что-то
подарить, вот я и подарил себе этот ансамбль, - улыбается он. - Четыре года
назад, создавая ансамбль на одно лето, я и не знал, что этот роман так
затянется и станет глубокой любовью. Но ребята оказались такими
увлеченными, что бросить их было невозможно, - и я не жалею и расходую на
"Кремерату" последние силы, - с пости отеческой любовью говорит он.

- Вы говорите - "балтийская культура", "рижский воздух". Что это такое?

- Рижский воздух, балтийская культура, - неторопливо повторяет он. Каждый
его ответ продуман. - Балтийские страны хоть и невелики, но амбициозны в
смысле своего национальной самоидетификации. Тем не менее они - часть
европейской культуры, они были в контакте с европой через Германию, Польшу,
Швецию и это отложило - равно как и российская культура - на них
несомненный отпечаток.

В балтийской культуре есть некая свежесть; я понимаю, что порой она
скатывается в провинциальность, но в тех ребятах, которых я нашел, нет
московского гонора и нет европейской комфортабельности - и это дало
возможность создать особый климат для работы когда хочется идти дальше.

Я знаю, что мог бы собрать более сильных инструменталистов со всего мира да
и из той же России, но вот добиться той "химии"...

Тогда им было в среднем по 22, сейчас 26. В некотором смысле, когда мне
пришла идея создать ансамбль, они вытянули свой счастливый билет, но на
одной идее не проживешь, нужно было создать некий отзвук этой идеи, и в
результате нашей совместной работы возникло нечто уникальное. И мы очень
надеемся когда-нибудь показать свой ансамбль в Израиле.

- Каков ваш репертуар?

- Мы никак не видим себя только посланниками балтийской культуры или только
исполнителями современной музыки или акомпанирующим составом Гидона Кремера,
- вновь счастливо улыбается он, - но мы исполняем живые программы,
обладающие концепцией, наполненные особой идеей. Мы привлекаем публику к
известной музыке в неизвестном преломлении или к музыке неизвестной, но
достойной.

- И это, вероятно, - одна из причин, по которой вы вообще играете
современную музыку.

- Ее важно играть, она должна жить, и неверно считать, будто классическая
музыка остановилась в середине двадцатого века. Она связана с настоящим
временем. Мы идем дальше, и музыка тоже.

- В какай степени время вообще отражается в музыке?

- В моем представлении каждый концерт, каждое исполнение - это попытка
зафиксировать это "сейчас", это мгновение, когда звуки произносятся,
свершаются, откуда-то появляются и куда-то уходят. Музыка для меня не
метафизическое явление, но процесс, которыму мы все можем быть свидетелями.
Поэтому когда мне предлагают иммитацию, пусть даже технически безупречную,
или законсервированное прочтение, то мне просто скучно.

- Похоже, что вы себя не жалеете, расходуете на полную катушку.

- К сожалению, должен с вами согласиться, - отвечает Кремер, но скорбь в
его голосе не звучит.

- Откуда у вас берутся силы? Вы не чувствуете, что с годами их становится
меньше?

- Чувствую, боюсь, но не останавливаюсь. Откуда силы? От музыки. Я не раз
замечал, что если падая от усталости, сажусь играть замечательную музыку, то
силы возвращались.

- Сколько концецртов в год вы даете?

- Слишком много, - без тени грусти сообщает он. - И все - из-за "Кремераты"
- я работаю с ними очень много, пять месяцев в году, и чтобы у меня не
возник имидж человека только преподающего или скрывающегося в камерном
ансамбле, я все остальное время наверстываю упущенное. Играю реситали,
выступаю с оркестрами - как обычно.

- Как поживает ваш фестиваль в Локенхаусе?

- Ему двадцать лет, и в это трудно поверить. За это время прозвучали
сотни замечательных исполнений. И так приятно сознавать, что до сих
пор есть люди, отзывающиеся на приглашение приехать на несколько дней и
сделать нечто необычное, искупаться в особой атмосфере этого музыкального
оазиса. "Кремерата Балтика" занимает сегодня на фестивале центральное место.

- Чем же он так необычен?

- Фестиваль проходит в стороне от больших городов. И если люди едут в
Локенхаус, то только ради него; ничто там не отвлекает от музыки.
Фестиваль щедр - программы (их нередко объявляют лишь незадолго перед
началом концертов) длятся по четыре-пять часов, и преданная публика
даже в час ночи способна разобаться, что было хорошо а что очень хорошо.
В общем - атмосфера праздника.


Текст: Максим Рейдер
Фото: Евгений Рейдер, репетиция во время Иерусалимского фестиваля камерной музыки