«ЭПИТАФИЯ ВЕСНЕ…» Очаровательная бескомпромиссная Маришка дарит мнотличные словечки -свидетельства нынешних грустных аномалий в природе: «У нас хмурая весна. Сыро. Серые вороны и небо цвета молочного киселя…» Где -то над морем бьют зорницы. А через минуту им в догон сыпят антисмитские ррр…раскаты громов . Томные коровы медленно жуют случайные зеленинки, не глядя на измокшее небо, путаницу тощих пальмовых остролистов и земные хляби… Из окна тянет потусторонним погребом. Сквозь дрему, нехотя, я стараюсь перлюстрировать жизненные коллизии с тем, чтобы поступать как - то по -новому, но судьба ухмыляется цепко держась за былой порядок вещей. Мартовская ночь сорок шестого . Балбсово, белорусский аэродром Дальней авиации … Я бреду из самоволки в расположение 2-ой эскадрильи , звучное слово эскадрилья , на деле три затруханных землянки с отделкой , по стенам, стараниями немецких зенитчиков, панелями из плетенных снарядных корзинок… Наконец кончается картофельное поле за бараками , я ощущаю промокшими сабачими унтами асфальтовую твердь и вскоре запутавшись в полах мокрой шинели, съезжаю на дно,. в тишь и только ощущаю внизу живота звенящую легкость и пустоту…Ну и Нинхен ,ну и стрекоза Полякова, как оккупанты тебя вынесли , бой- девица ! В верху осторожно поскльзывают шажки, клеенных на валенки , калош…Эй земляк руку давай , мне самому не вылезти…Молчание , а потом сдавленный в писк дурной голос: я тебе не земляк , ворюга -шипит темнота , сам вылазь , зараз тебя сдадим у комендатуру….Над макушкой жгут клочки газетенки , а я матерясь , тыкаю финкой в еще твердые комья , кое как на брюхе, вползаю на земную трердь…Пяток минут дышу, встаю на карачики , поднимаюсь в рост . Я знраю, что комендатура не сахар , распахиваю полы шинели и извлекаю, чтобы надеть на шинель, желтый американский ремень… И тот час силуэты тонут во тьме . Слухай змляк не стреляй ! Издалека- просят мужики . Я бы вас, да нечем … Силуеты недовериво делятся самосадом…. ТТ у меня за пазухой, нагрелся и просится шугануть мужичье огнем…По шоссе мы и впрямь, выбредаем на тусклую желтизну окошек дежурного домика…В махорочном солдатском смраде синеет интелл\егентский дымок папиросы высоиченного медика с капитанскими авиационными погонами . Мы с Николаем не показываем вида , что неплохо знакомы … Он жених Нинхен , а она похоже втрескалась в мальчишку - москвича , старшего сержанта , при чем за объятиями гарнизонной звездочки дело не стоит . Николай в ожидании свадьбы, предстоящей на позднюю пасху , смотрит на сучившиеся, как на каприз и даже сострадательно симпатизирует мне…Мы курим на крыльце и пригнувшись к моему уху Николай родственно шепчет : ты валяй отсюда - мужики злобные , на тебя вешают большую кражу посевного зерна … Сами небось променяли на самогон…Простился ? Он косится профессионально на синяки под глазами, на закушенную губу и следы зубов на шее …Кричит в дверь караулки: старшой со мной, это не тот… и выводит мальчишку из опасной зоны… Он хлопает меня по плечу и говорит : уезжаем в столицу, из академии пришел вызов , будем учиться… Бывай , а у Нинхен вкус не плох…Свояк!!! Слыхал , что пацанов у медика было трое , а сам полковник - нач . сандив воздушной армии, кажется в Куйбышевке - восточной, не ушел от случайного самострела… Многим долго виделись серо- зеленые очи , в куртом азарте, а мне в добавок и свет семафора, у водокачки полустанка Балбасово , что в восемнадцать километрах южнее Орши…
|
Живо написано. Нравится.