Подступил первый послевоенный Октябрь. В лесах ночами леденели роскошные опята , гражданских не было в обороте, а солдаты предпочитали грибным утренникам - ночи, проведенные в барачном периновом раю, на подушках поварих и санитарок… В те времена полку , да и дивизии , мешали отсыпаться слухи , один удивительнее другого. На смену мифу об отлете дюжины экипажей под Париж , для постоянного базирования в составе международных полицейских сил ( кстати нам уже и новые портянки с немецкими яловыми сапогами выдали и английские шинели с заокеанскими ремнями). Вдруг, без отбоя - подъем , велено готовиться к переезду в Казань , там нас якобы ждет секретная миссия…Сведения самые точные, потому, как имеют место в нашей компании , три главных « писарчука» полка. В самый ответственный момент они ставят интересы товарищества выше служебных псевдо - тайн. Воздушный стрелок полтавчанин Жека Невечеря , предельно обаятельный очаровашка, талант калиграфии -мастер вырисовывать буквы , вдобавок владелец золотого ключика, по предъявлению, которого заходились сердца командирских жен, был со слезами друзей передан из второй эскадрилии, в штаб полка .Случилось это вскоре после того, как ему и мне, в одном боевом корабле , досталось по руке и ноге, одним снарядом. Подбитый ночным истребителем наш ПЕ-8 споткнулся об огненную очередь и начал сваливаться на крыло. Взвыла сирена командира-приказ прыгать, я вцепился в кольцо парашюта, панически боясь разверзшей в двери черной бездны. Раненый Жека с помощью радиста пристегнул мое кольцо к десантному фалу и дал под зад коленом… Видимо Господь не жалует плакс. Жека протиснулся в кормовую турель, напялил лямки подвесного парашюта и запутался в амуниции , повиснув на пушке «Швак». Всевышний оценил жекину решимость « погибать так с музыкой», и с высоты 3500 метров донес его живым к земле … Жека с той поры, называет меня «наш гребаный крестник». Второй герой моей « фронтовой летописи» Егор Боровиков, отличный механик - приборист , рыжий с ногами –спичками в широченных голенищах керзаперов. Егор , в гражданке сельский учитель, обладавший чувством абсолютной грамотности, только единожды , конечно в шутку, на вопрос откуда он родом - показал, не понятливым, на школьной карте: - Мы вот, сечас в Белоруссии, вверху Смоленская область, так я живу возле станции Красное – как раз посередине , на меже. После того Егор исправно отзывался на кличку «Посередине». Декабрь 1944 подвел прибориста. Не рассчитал , старший сержант, убойной мощи «ликера шасси»…Утром из сугроба торчали знакомые ноги, а руки , которыми он стыдливо прикрывал лицо, были черными в сползших клочьях кожи. Чуть залечив обморожения он надел меховые варежки и улыбаясь тысячей веснушек , уселся в штабные писарчуки… Старшина Паша Акатов был обычным работягой войны, если бы не одна придурь, резко выделявшая его из общей массы техсостава - он умудрялся таскать по фронтам ящик с энциклопедией « Брокгауз и Эфрон». Все 87 томов . А еще у него имелись всегда под рукой письма Льва Николаевича. Паша заявлял, что понятнее чем словарь никто не объяснит , а граф, человековед редкостный…Совсем забыл, однажды у Паши свистнули его богатство. Паша нашел замаскированный чемодан и ящик в яме . Заминировал молча тропинку к «кладу» …К счастью воры попались на другом деле… Он так и уехал на дембиль со своей чемоданно – ящичной библиотекой. Спустя годы повстречал его в Воронеже. Странности его не прошли. Книги выстроились над откидной полкой, позаимствованной на железной дороге. Не вставая, Паша мог найти ответ на любой вопрос. Он нашел философский камень – допер до вывода: «Была бы идея , а сторонники ее всегда найдутся !» Где-то в августе подпали под увольнение из рядов Жека и Егор, оба звали , но реально было податься только к Егору. Его « посередине» оказалось совсем не далеко от станции Червень, где располагался аэродром Балбасово. Ну всего километров сто, только ехать надо было с пересадкой в Орше. Запасаем красненькую жестянку- галон спирта, , пачку патронов к «ТТ», и в дорогу. Д о Орши добрались попуткой… В те поры сесть на любой поезд было не реально. Поэтому присмотрели компашку решительных и с ними штурмовали окошко в вагонном туалете…Нас, туалетчиков, оказалось пятеро. Самые смелые оседлали унитаз( чистили его, наверняка , еще до войны). На станции Красное я вытащил пистолет, оттянул кожух и стволом уперся в замочный трехгранник .Повернул, и дверь нас выпустила из зловония. На привокзальной «полянке» среди телег, в соломе находим поддатых знатоков местной географии : -Топать вам верст шесть( и тут же вмешиваются добродеи) -Не шесть, а пять с гаком. А гак столько , да еще пол столько ! Везти в ночь дружно отказываются : –Шалят, да волков многовато…. Не ночевать же в Красном, ведь завтра к обеду назад, на полеты. Пистолет из кобуры прячу в нагрудный карман меховой куртки , так теплее… Темень кромешная, только под ногами стеклянный перезвон , да хруст. Догадываемся иней . Чуть пахнуло навозом и сразу вой , различаем желтый искры волчьих глаз …Несколько лошадей нам кажут хвосты. Сбились голова к голове, пятятся к мерцающему огоньку окошка. Палю раза три в черноту. Никто не выходит. Только, всполошенная выстрелами , на секунду вываливается луна. -Эй , есть , кто живой? В ответ скрипучее покашливание… -Пускай в дом. Закуска есть ? Закусили луком . На печи враз задрыхли. С рассветом нашли Егора Посередине. Гульнули по- братски и на телегу в душистое сенцо…
|