" Эх война, что проклятая сделала"...
из песень в электричках сороковых годов.
       
Славка  любит море и огород. По вечерам солнце успевает
зажечь облака и, полыхнув напоследок , гаснет в море.
До темноты Славка добегает от пляжа до дома.
Он мчится по улице, пугая курортников. В объемистых
карманах штанов у него не то звенят, не то трещат пригоршни
отборных азовских ракушек.Из отцовских форменных брюк
бабушка Софа скроила Славке отличные штаны, а обрезки пустила
на обновление своего вечного сарафана. Баба Софа крест-накрест
застегнула на Славке помочи, мягкой рукой отстранила внука,
оглядела строго и удовлетворенно воскликнула:
-Вы только посмотрите, это же не Славка Виленчик, а
натуральный прынц!
  Славка не соня. Встает чуть свет, мокает физиономию в таз с
водой и пускается в путешествие по огороду. Уж больно интересно
посмотреть, насколько за ночь подросли бабушкины  "кавуны и гарбузы."
Тыльной стороной ладони он стирает с полосатых боков капельки
ночного тумана, запихивает в карман пяток длиннохвостых морковок и,
сунув за щеку сливу, с удочкой и банкой морских червячков- многоножек
мчится "по бычки". Заспанный Султан нехотя семенит за хозяином.
Видавший виды пес периминается с лапы на лапу, виновато повизгивает,
но идти вслед за Славкой по шаткой доске, проложенной по старым сваям,
не решается. Славка сидит свесив ноги над мыльной волной, и таскает
вороненых, склизских бычков.
Около одиннадцати над морем раздается разбойничий посвист. Отставной
машинист дед Вацлав Виленчик забирает длинющую снизку бычков и , гордый
добычливым  внуком, шествует на Приморскую. Там у большой сковороды его
ждет баба Софа. Вацлав Виленчик и Софа Кацман отлично ладят. Вацлав,
дедушка Славки  по отцу, пришел в дом на Приморской , когда его сын завел
новую семью и завербовался на строительство довоенного БАМа. Дед Вацлав,
военнопленный австрияк, в восемнадцатом, после восстания белочехов,
 не подался в Сибирь, а прикипел к вдовушке в городе у Азовского моря. Году
в двадцать третьем, неведомо как, из Брно к ним прбрался младший Вацлав.
С помощъю отца белобрысый Вцлав освоил заводскую "кукушку" и русскую речь.
Перекрывая шипение пара и цокот колес своего горбунка он  распевал озорные
чешские песни. В двадцать седьмом году, где-то на заводских путях,
Вацлав -
младший своим голосищем захороводил прекрасную еврейку Лилю, медсестру
заводского здравпункта. Славка увидел свет белявым и голубоглазым молчуном
ровно через год после знакомоства Вацлава с Лилей.
               Меня мучил фурункулез. Пивные дрожжи, доставляемые бабьой
Леной двухлитровым бидоном со следами эмали, шипели и пенились, но
облегчения не приносили. Мама написала письмо самому  уважаемому
в нашей семье врачу дяде Пине. В Днепропетровске он начальствовл над
оболздравом и жил на одной лестничной площадке с Леонидом Брежневым.
Колесный параход три ночи и два дня шлепал деревянными плицами от Киева
до города Петра на Днепре. Мои днепропетровские кузены Вилен и Ленина
ошарашенно косились на струпья чирьев. Дядя Пиня  показал меня седобородому
кожнику и посадил нас на поезд. Прямо с дорги идем к морю. Все так, как сказал
кожник. Морская вода разъедает чирьи, а солнышко сушит ранки. Короче, когда
в сумерках мы находим дом Виленчиков на Приморской, я похожу на розового
поросенка. Баба Софа так и сказала, всплеснув руками: " Ну и москвичь,
чистый " пацверя"! Все дни я провожу со Славкой. Хоть он и моложе на целых
два года, но умелостью в рыбалке и огродничестве на все сто превосходит
столичного квартиранта. На следующий год  мы снова приехали к морю.
Необходимо было сонцем и морской водицей закрепить победу сил природы над
поганной ифекцией.
...Январь в Ашхабаде - месяц ледяных дождей, несмелых снегопадов, слякоти
и вечно  волглых стен саманных домишек. Только-что начался второй военный
год. Во дворе дома эвакуированной киностудии, на утопающей в грязи улице
Багирской, грустит военмор Мишка Кричевский. Суконная фланелька с
заправленным за флотский ремень пустым рукавом, медаль " За отвагу" на
красной ленточке...Красно и "Ашхабадское крепкое", ежевечерне поглащаемое
Мишкой в компании со всеми желающими. Мишка осознал, что рпука снова не
выростет, но всем своим бравым видом показывает, что не теряет надежды
лично добить фрица в его поганной берлоге.
      В промозглой серости дня незметно приходят сумерки. Когда мама вошла в
 лавку с ржавой вывеской " Нан, хлеб"угольная лампочка Ильича ей показалась
люстрой. По-банному пахло непропеченным хлебом. Мама отоварила все наши
 карточки и тут же увидела молящую голубизну мальчишичьих глаз.
-Сейчас, сейчас...- отварачивает она прилипший довесок.
-Тетя, я вас знаю. А как Ильюша в Москве? Я Слава Виленчик...
На Багирскую Слава приходит ровно через час. Там уже собрано  нехитрое
прданное. Вместе с отцом мама ведет Славку баню с "прожаркой".
Весь двор  жжет до полуночи  коптилки, слушает одиссею беспризорника.
Корткими пребежками между ленивых бомбежек эшалон из празовского теплла
направляется на Север. В теплушке битком-совслужащие, старики, дети...
Не доехали до Ростова, как налетел фриц. На сей раз летчики работали в
соответствии с буквой уставов и наставлений. Кривокрылые " штукас"
 сыплют бомбы будто на учениях. Сначала в голову состава, затем в хвост,
а тогда и по вагонам...Славка оставил мать у подножия  насыпи. Лиля
 навсегда прижимала к груди соседскую Манечку.
Бумаги на усыновление выправили одним днем. Милцейский начальник начал
было говорить об опасных связях беспризорников, но глянув на мать, смущенно
закашлялся , оформил прописку, позвонил в исполком и , нарачито громко,
предложил немедленно выдать  хлебные карточки.
     Да-да, рабочие. На работу мы его уже опредилили, к нам рассыльным...
Болезненный майор долго жмет маме руку, повторяет  растроганно:
-" Вы, в такое время"...
По вечерам весь двор готовит Славку  в школу. он пропустил год, а сажать
Славку с малышами никто не хочет.
Я работаю в макетной мастерской бутофорного цеха киностудии. Без конца
мастерю для комбинированных съемок нехитрые сюжеты победных действий
наших войск. Ситуации, изображенные на макетах,  явно не соответствовали
сводкам с фронтов Отечественной, но матери и жены красноармейцев должны
были были безоговрочно верить в  победу. Поэтому  деревянные модели Т-34
подминают под себя, не менее липовые громадины гитлеровских машин
" рейнметалл борзиг", а привявязанные на американской леске Ту -2 пикируют
на вражьи линкоры, и в единоборстве с противником сбивают"мессеры",
 "дорнье","хейнкели"...После обеда я бегу в художественное училище
 имени Шота Руставели. До фронта мне остается  меньше года, а потому на
прогулы надевшей алгебры с геометрией завуч смотрит свозь пальцы.
 Мы видимся  только к ночи. Славка мечтает о школе, радуется принесенной
 мною со студии бутафорской винтовке СВТ.
С заданиями справляется толково, быстро... Не раз он охотно
берется  "отоваривать" карточки всего двора. Однажды он приволок с
базара килограммов десять  верблюжатины. Пару дней ходдил героем, а
потом вдруг захандрил, нахохлился и затих в уголке своего топчанчика. Мама
застала Славку в жару. Укутала в махровый халат, а сверху прикрыла лечебной
 овечей шкурой. Ночью нас разбудили крики:  "Немцы, фашисты проклятые,
  опять летят,бейте их бейте! "- в бреду горячился Славка. Утопая в махровом
халате посреди двора, он целился в небо из бутафорской винтовки. Жар
буквально сжигал его. Утром мы с отцом свезли Славку в городскую больницу
на улице Свободы. Врач только рукми развел - сыпняк, ждите кризис.Тощенький
 у вас сынок. Может молдость поможет?
Могилку Славке мы роем напеременку с отцом. Папа Гриша не скрывает слез.
Меня бьет озноб. Не помогает и "Ащхабадское крепкое". Вское в ту же больницу
свезли  меня. Брюшняк. Еще не отросли волосы, как я убыл в авиационное
училище,  а оттуда прямиком на фронт...
Не так давно под столбами тель-авивской мэрии я увидел Славку Виленчика.
Ей -Богу , это  был " маленький прынц" из 1942 года. Только в отличие от
бутафорской винтови СВТ , выклянченной мною для младшего брата, "Прынц"
с площади Рабина вооружен  калашниковообразным автоматом"Галиль".
Вот и солнце ныряет в Средиземное море совсем так, как когда-то в Азовское...