- А-а! Здравствуй, ты где пропадала? - Деньги зарабатывала, вот, Никон 200 купила. - Ну? Поздравляю! Покажи... Да, машина… И что теперь? - А что теперь? Буду делать хорошие фотографии. - А до этого ты делала плохие? - Не знаю, но теперь-то точно хорошие. - Ты полагаешь, дело в камере? - Ой, не надо, пожалуйста. Вы ведь тоже не фигушкой снимаете, верно? - Верно, добрые кисти для художника не последнее дело. И всё же? - Я же похвастаться пришла, а вы хотите радость отравить. Плохой дядя. - Достань чашку со шкафа, ты выше на 8 сантиметров… Спасибо. С медом, как обычно? - Не, сегодня с елеем: обмоем им «деточку»… Я знаю, техника в фотографии – еще не всё. И знание ФШ тоже. Оба могут сделать эффектные фотографии, но хорошие – никогда. - Я бы так однозначно не… С появлением в офтальмологии глазного микроскопа начали лечение сетчатки, святая святых глаза. Одно новое качество породило другое новое… Но да ладно. Я сразу привяжусь к твоему слову: «хорошие фотографии». Сможешь объяснить, что ты имеешь ввиду? (И отодвинь от себя вишневое варенье. В мою сторону. Хватит лупить его столовой ложкой). - Хорошие фотографии те, которые всем нравятся. А отличные можно даже продать. - Ты где покупала камеру? У вокзала? Видела там фотографии в витрине? - С молодоженами и младенцами? Видела. Ну? - Эти снимки всем прохожим нравятся. И они были проданы. Это хорошие фотографии? - Мы же говорим о художественной фотографии, а не об этих обоях! - Другими словами, есть художественная фотография, и есть фотография товарная. Я тебя правильно понял? - Это же очевидные вещи, елки-палки! - Возьми варенье обратно, а то ты начинаешь заводиться. Если это очевидно, в чем разница? - И это очевидно: в задачах. - Дальше, пожалуйста. Я не о конфетах, ты же худеешь. - Творческая фотография на века, а товарная – на продажу. Хочу и ем. - Но ты противоречишь себе, ибо и товарная и творческая фотографии продаются, и ты решила похудеть. - Верно. Но дело в цене. - И вся разница? - Я же сказала: всё дело в задачах. Творческая фотография, вы же сами сто раз говорили, оперирует образами, а товарная – информацией. - Допустим. Следуя твоей логике, образы стоят дороже. - А мечта всегда дороже. - Где? - Что - где? - Где ты нахваталась всего этого? - Да здесь же, за вашим столом! - Серьёзно? - Ну, чего почитала, чего на сайте набралась, чего с ребятами перетёрла. - Скажи, ты – красивая? - Дядя, это провокация. - И всё же? Не стесняйся, мы одни. - Я вас и не стесняюсь. Я себя стесняюсь… Затрудняюсь сказать. - Тогда так: Венька считает тебя красивой? - Так он же влюблён! - Он не влюблён, он тебя любит. Не красней. Ты понимаешь, к чему я клоню? Красота не есть некая абстрактная данность. Она проявляется через отражение в её ценителях. Тот уникальный случай, когда предмета нет, но есть его тень. - Вы что, хотите сказать, что хорошие снимки лишь тогда хороши, когда оценены знатоками? Иначе говоря, когда признаны? - Ты и сама видишь слабость своей формулировки, но часть истины всё же присутствует. Хорошим делает снимок не фотограф, но зритель. - Стоп! Не понимаю. Что же это получается? Я должна, снимая, учитывать вкусы зрителя, подстраиваться под него? А свобода духа? А безграничность творчества? А где еще конфеты? - Вот в этом как раз слабость твоей формулировки. «Большой Художник идёт не на поводу у зрителя, но ведёт его сам». Кто это сказал? А, неважно. Но у тебя это не получится, если будешь думать об успехе своих произведений. Успех снимка – это в конечном итоге успех его тени. Конфет больше не дам. Ешь фрукты, тебе поставлены. - И что тогда? Если я хочу успеха, то снимаю для зрителя. Если хочу хорошую фотографию, то… - Остановись-ка. Ты сейчас своей формальной логикой сама себя загонишь в тупик. Всё не так сложно в сути. Если ты фотографируешь с учетом зрительского вкуса (высокого зрителя, нормального зрителя, непритязательного зрителя – не важно), ты всегда будешь плестись ему вслед. Вкусы быстро меняются (почему – отдельный разговор), успеть за их переменами – сложно. Большие Фотографы не пускают это дело на самотёк, они сами формируют вкусы у публики. Вроде как модные портняжки показывают свои новые коллекции. И нередко им прощают даже самую откровенную халтуру, поскольку те в фаворе и навязывают зрителю своим авторитетом всё что угодно. - Соглашусь. Но у меня ощущение, что к настоящей фотографии это не имеет никакого отношения. - Тоже не до конца верно. Я бы сказал, это еще один вид фотографии, коммерческий, только товар здесь покачественнее и подороже, чем в студии у вокзала. И еще раз: что такое «настоящая фотография»? - Что за манера цепляться к словам? - Что за манера говорить штампами? «Настоящая фотография» - твоя привычная формулировка. Отвечай! - Слушаюсь! Настоящая, это такая, где художник до конца откровенен, бескорыстен и духом парИт. - Я знаю: когда ты ёрничаешь – ты смущена. Что ты сейчас читаешь? - «Код». - О Граале? - Ну да. Второй раз перечитываю, чтобы кино интереснее смотреть. - Ты помнишь главную сенсацию книги? - Граалем оказалось не богатство храмовников, а потомки Христа. - Совершенно верно. Примерно такая же сенсация, если мы говорим о «настоящей» фотографии. - Я вся внимание. - Надеюсь. Настоящая фотография та, которая помогает фотографу внутренне выжить в этом мире. - Вот те раз. - Вот те два: через неё фотограф снимает психические напряжения в себе. А они, если прошляпить, могут разрушить личность. Более широко: творчество художника – ни что иное, как самотерапия доступным ему способом. - Не уверена. - Тогда вспомни Достоевского, вспомни Толстого. Вспомни так же, при каких обстоятельствах мы познакомились. Не хмурься. Ты тогда была как паровой котёл. Еще немного и взорвалась бы, верно? - … - А теперь посмотри на свои работы того времени. Вот они, на стене висят. Пар был спущен. И надо было всего-то: подарить тебе камеру. - Что же это получается, фотография – интимное дело каждого фотографа? Как вера? - Блестяще. - А зритель? - Произведение и зритель – две совсем разные истории. Твой зритель, например, тот, кто пережил те же беды, что и ты. Или тот, кто в состоянии сопереживать твоим бедам. - А ваш зритель? - Мой из породы мечтателей, как и я. У каждого свой зритель. - Но если творчество интимно, то мы вроде как принародно раздеваемся? - В том и аморальность творчества: обнажение себя. Но извиняет, что делается это не на потребу зрительскому вкусу, а чтобы выжить. Хотя всякое бывает, конечно. - Мрачно-то как! А радость творчества? - А муки творчества? - Вообще-то верно. В муки творчества легче поверить, чем в радость. Хотя… - Вот именно. Мне нравится, что ты с опаской стала относиться к однозначным ответам. - Значит что? Получается, по-вашему, что критериев хорошей работы нет? - Наоборот, их масса. - Одно и то же. Как мне знать, хорошую фотографию я сделала или плохую? Только отвечать без балды, без словесных фокусов. - Попробую. Если тебе через твой снимок стало легче, радостнее, стала понятнее жизнь, если снимок лёг тебе на сердце – ты сделала хорошую фотографию. Вопрос: следует ли его показывать зрителю? Свою программу-минимум снимок уже выполнил – помог лично тебе. Если фотография поможет кому-то еще, будет выполнена и программа-максимум. - Вы говорите о фотографии, будто это какая-то миссия. - Ты полагаешь иначе, если по большому счету? - Мне кажется, вы оторвались от жизни, увязли в обветшалых идеалах. - Сегодня ты начала критиковать меня на пятнадцать минут раньше, чем обычно. - Так кто же это спокойно вынесет ваши сентенсии? - Сентенции. - Плевать. - Ну? - Сбили… Вы оторвались от жизни: люди снимают дохлых рыб, снимают помойки, окровавленных красоток с ножами, снимают бытовуху, снимают всю грязь на свете. И им рукоплещут. Сейчас говорят о другом, чем вы, и по-другому. Вы просто устарели. Знаете, кто вы? Вы менуэт. - Вполне возможно. Однако приходишь ты всё же ко мне, а не к тем «чернушникам». - А и правда: чего я у вас забыла? - А и правда: чего ты у меня забыла? - А я и не приду больше. - И верно, не приходи, зачем оно, в конце-то концов? - А у вас варенье еще есть? - Вишневого больше нет, только персиковое. - Ну ладно, тогда еще приду. - Слава тебе Господи, оне всё же вернутся. - Я могу и передумать, будете язвить. - А варенье? - Это шантаж. - Вот тебе тема к следующему разу: поснимай свою левую руку. Сделай её одушевленной. Сделай её личностью. Сделай рассказ о жизни руки. И приведи же, наконец, Вениамина на смотрины. - Я приду через недельку. А Вениамина я придумала. Не было никакого Вениамина. Пока.
|