Первым делом в мотеле «Lido Beach» нам показали жопу. Здоровенный рыжий детина с разноцветным буйволом на плече, которого я про себя почему-то назвал Маугли, повернулся к нам спиной и снял нечто напоминающее кальсоны. Под кальсонами был только бледный круп с фиолетовыми фурункулами. Его собутыльники одобрительно заржали и я понял – это именно то райское место, которое мы так долго искали. За день мы проехали вдоль побережья не меньше 300 миль , искупались среди рыхлых двуногих бигмаков и негров в Майями, выпили пять сортов пива  и , въехав в Дайтону, начали методично изучать ценники на мотелях первой линии. 40 долларов за номер оказались очень приятной цифрой и мы без сомнений свернули в заваленный умершими холодильниками и цветастым тряпьем двор п-образной пятнистой постройки.
Наш золотистый «мустанг кабрио» со стороны выглядел банковским слитком золота, упашим в кучу говна.
Пузатенький альбинос с жиденькой сальной косичкой и в майке с едва различимой среди пятен непонятного происхождения надписью «хэппи дэйс ин дайтона» сказал – онли кэш. Получив свои 80 баксов за двое суток, альбинос выдал мне малюсенькую рукописную квитанцию и , заметив что деньги возврату не подлежат, вручил ключ от номера «си вью». Фраза про деньги надо сказать меня практически не насторожила. Волчьи законы капитализма, что тут поделаешь.
Поднявшись по узкой железной лестнице, прилепленной к стене мотеля на второй (он же последний) этаж, в торце заплеванного коридора нами была обнаружена заветная дверь, оказавшаяся незапертой. В комнате с засаленными желтыми обоями располагались две кровати, дальняя из которых сильно смахивала на подбитый истребитель времен немого кинематографа. На ней предстояло спать мне. Более крепкую модель выбрали Лёха и Ленка. В нашей маленькой чудаковатой компании за прошедшие десять дней уже сложились определенные традиции , пристрастия и ритуалы. Койко-места делились по семейному принципу – брат с сестрой на одном, одинокий я - на соседнем. Между моим истребителем и окном, занавешенным  дерматиноподобной бордовой шторой, под углом к плоскости низкого потолка обнаружился кондиционер голд стар. При включении раритет обдал нас вонючей пылью и выпустил из щербатой пасти приличную стайку мумифицированных насекомых. За бордовой занавеской оказался балкон, живо пробудивший во мне воспоминания о студенческой общаге Брянского технологического института. Под балконом нашему взору предстал прямоугольный бассейн, наполненный мутной изумрудной жидкостью с двумя порожними бутылками серого пластика. От бассейна на широкий белоснежный пляж вела небольшая бетонная лестница. За пляжем простирался Атлантический океан. Над океаном летал маленький многокрылый самолетик с длиннющей лентой. Лента была снабжена призывом  покупать сосиски исключительно у некого мистера Брауна. Сразу скажу, что настырный сосисочный самолетик в дальнейшем летал постоянно и один раз даже сильно разозлил Лёху. Океан при этом оставался неизменно пустынным и спокойным, без малейшего намека на знаменитую привязанность аборигенов к серфингу, плаванию и прочим видам активного отдыха. Будто его обильно посыпали дустом.
Санузел нашего пристанища имел даже зеркало. На чужеродной крышке много повидавшего на своем веку всяких разностей унитаза была аккуратно уложена полоска розоватой бумаги с надписью, утверждающей что данный объект исключительно стерилен. Под крышкой открывалась овальная черная бездна, по моим быстрым прикидкам ведущая аккурат в район Новосибирска.
В общем, нам с Лёхой понравилось, а Ленка вцепилась в свою сумку с разноцветными купальниками и попыталась закатить короткую истерику. Сильный пол, понятное дело, истерику локализовал, быстро залив суматоху посредственным калифорнийским вином, оставшимся еще с Ки-Веста.
Ужин был устроен как в кино, на балконе. В одном углу жарилось мясо на углях из супермаркета, а в другом на разнокалиберных стульях за круглым одноногим столом, с великими мучениями освобожденном из комнатного плена, сидели наши тела и громко рассуждали о блестящих грузовиках, креветках и возможной войне с американцами. Все сходились к тому, что победить их будет непросто, но возможно. Души при этом молча летали на гладью Атлантики и пристально вслушивались в звуки, доносящиеся с востока. Под балконом периодически проходил злой фурункулезный Маугли. Было заметно, что у него что-то не то с гениталиями и кроме того Маугли банально хочет жрать.
Когда сумерки стали чрезмерно густыми, а  в дальних отелях, имеющих звезды, начали взлетать фейверки,  я  отправился к океану. На бетонных ступеньках лестницы путь преградила сидящая женская фигура. Со спины она выглядела грустной девочкой-подростком. Я почувствовал, как моя душа, быстро прервав полеты над горизонтом, вернулось в бухое тело и тихо ёкнула. Женщина сидела, подперев голову руками и вслушивалась в океан. Был отлив. Рядом с босыми ногами стояли белые кроссовки с распущенными шнурками, а на кроссовках лежал потрепанный альбом  фотографий формата 10х15. Невероятно, невероятно … Услышав мои шаги, фигура суетливо подвинулась и произнесла «айм сори». При этом девочка-подросток из мечты пьяного русского поэта виновато улыбнулась и я увидел ее зубы. Их было два. Остальные видимо остались в ее юности времен свежекрашенной берлинской стены. Душа, обидевшись на пустопорожний рейс, вернулась к горизонту.
Кто есть обитатели «Lido beach motel» мы до конца так и не поняли. Бомжи не бомжи, хиппи не хиппи. Но алкоголики стопроцентные. Живут здесь постоянно, это тоже ясно. А  за чей счет – нет. При этом все белые. Поэтому ближе к полуночи я взял пузырь дешевой водки с русским названием и пошел к ним во двор дружить. Ленка сказала «я тоже хочу», а Лёха обозвал нас мудаками и  по молодости лет лег спать.
Компания из пяти человек в целом нам обрадовалась. Мужскую часть бледнолицых алкоголиков представляли – добродушный Майк лет тридцати от роду, более молодой, худощавый и глупый Джек и злой Маугли. Дамы выставили жопастую Джейн и девочку-подростка с пляжа. Подростку оказалось 47, но выглядела она чуть старше и носила имя Эллис. Родом она была из Германии.
Дружили мы по простому. Кто-то что-то говорил, кто-то что-то отвечал. О текстовом взаимопонимании речь понятное дело не шла, но на эмоционально-потребительском уровне все было в порядке. Я достал свою огненную воду в плоском пластике  и дружелюбно помахал ею перед высоким собранием. Некоторую радость проявила только Ленка, остальные заупрямились, стали просить пива, но, сломленные фразой дружба-френдшип,  стали прикладываться к бутылке. При этом бледнолицые пивные алкоголики морщились и жадно запивали символ дружбы баночной колой, упаковку коей, быстро собрав с присутствующих мелочь, откуда-то приволок глупый Джек. Даже злой Маугли криво улыбнулся и сделал довольно крупный глоток. Следом по серьезному приложился я. Ленка при этом выпучила на меня круглые глаза и сказала страшное слово «фурункулез». Я сначала занервничал, но, решив, что мой иммунитет меня бережет, сделал контрольный глоток. Эллис прошепелявила «ноу» и стала показывать свои альбомы. На цветных блеклых фотографиях была изображена моложавая блондинка в различных ракурсах. Эллис тыкала грязным пальцем в грудь красотки и утверждала, что это она два года назад. На остальных произведениях  кроме мутных разводов спьяну разглядеть ничего не удавалось, пока автор не пояснил, что это – гейзеры. Круто, сказал я и, покрутив своей камерой перед носом девочки-подростка, повел ее к океану.
Быстро войдя в роль супермодели из календаря «Pirelli» , Эллис начала нетвердой походкой бегать по мелководью и похотливо терзать дряблые мешочки грудей в бликах вспышки. К концу пленки, случившемуся минуты через полторы, девочка-подросток спустила джинсы и, не скрывая своих романтических намерений, попыталась увлечь фотографа в набежавшую волну.  Криво отрезанная половинка луны скупо освещала действо, а вдалеке продолжали взлетать фейверки.
Упав на кровать-истребитель, я забылся бессюжетным сном. А ночью новых постояльцев принялись кусать насекомые. Микроскопические мерзкие твари прыгали по нашим телам и вгрызались в самые неподходящие для атаки места. Мы с Лёхой еще пытались зомбироваться, но Ленка мириться с поганью отказалась напрочь. Витиевато матерясь, она переносила постель с места на место, уходила к океану, возвращалась, стелила на грязном полу балкона, снова ложилась на кровать. И так всю ночь. Утром мы обнаружили ее на дне облупленной ванны, завернутую в халат, раскрашенный под американский флаг.
По синему небу летал сосисочный самолетик, на пляже тарахтели пузатые байкеры, аборигены распускали огромные зонты и распаковывали белоснежные сундуки, набитые сэндвичами и колой. В изумрудном бассейне плескались одетая во все черное жопастая Джейн и девочка Эллис. На краю, свесив обутые в сандалии ноги в теплую воду, сидел злой Маугли и пил пиво. Джейн трепала, запустив толстую руку в штанину Маугли, его невидимое достоинство. Достоинство с реакцией не торопилось. Начинался новый день и мы, улыбаясь опухшими покусанными физиономиями, хором произнесли: – Доброе утро, Америка.