Мне часто снится Рим. Прошло более сорока лет, а Рим в глазах стоит. В Вечном городе Олимпийские игры. Болельщик, по итальянски, «тифози». Целую декаду болеет страна, болеет планета.
Каждое утро, по пути на стадионы, я таращу глаза на Колизей, на дворец Виктора - Эммануила, где в правом притворе всегда обитает пара волков, в память тех, что некогда вскормили Ромула и Рэма. Пыжится историей пузатая башня Сант-Анжело, дремлют мосты через Тибр. Собор святого Петра - там, за высокой стеной, разместилось самое маленькое государство мира, Ватикан. То было время когда, вместе с белым дымами из труб, надел тиару первый прогрессивный папа, Иоанн 23. Кстати, мне довелось попасть в число журналистов, приглашенных папой на прием Олимпийцев. Очерченные множеством лампад, контуры фасадов дворцов на площади Испании, словно в Средние века, дрожащими огоньками указуют путь к величественному порталу собора Святого Петра.
Улыбчивый старик любезен, и целовать руку понтифику не обязательно. На календаре осень 1960 года. Еще чуть жива Хрущевская оттепель. Итальянцы проявляют интерес ко всему советскому. Удивленный парой пачек махорочных сигарет «Краснопресненские», пилот связного вертолета «Ламбретта» возит меня вкруговую над городом. Улыбчивые солдаты и красавцы карабинеры, на армейских джипах, добрасывают Пашу Михалёва и меня в центр антисоветской пропаганды Заморского. В наглую выполняю заказ «гебистов» - выношу кипу запрещенных в Союзе книг. И главную - «Доктор Живаго». Вечером празднуем, едим мороженое с шоколадной стружкой, у трех фонтанов Бруно Бернини, на площади Навона. Той самой, что с торца венчает фонтан Треви с громадным Моисеем, порожденным Микельанжело Буаноротти. Ровно в полночь бросаю в воду, под ноги моему прародителю, горстку монет. Авось снова попаду в Рим.
Такая здесь традиция. В гостинице вижу обрывки своих трофеев. Наш старшой, Николай Семенович Киселёв, парторг газеты, не ведая о заказе КГБ - рвал в клочья и спускал в унитаз «крамольный дефицит».
У меня с собой три фотоаппарата. Двумя снимаю спорт, одним страну. Итальянские плёнки проявляю в Москве. Посмотрел и ахнул - где же Рим, где патентованные красоты? Нет памятников, домов, фонтанов, улиц - одни человеки…
Еще накануне в редакции газеты «Паэза сэра» Джани Родари зазвал «Комсомолку» к себе в кабинет:
-« Давайте «компанио, тути компанио» в мой «милеченто» и марш – марш, в чиполинин дом». Мы переглядываемся и просим перенести визит на завтра. Привезенные из Москвы подарочные принцы Лимоны и кавалеры Помидоры лежат по гостиницам. А нам уж больно хочется поразить писателя. Назавтра, после трудов праведных на стадионе «Форо Италико», ищем улицу чиполининого родителя. Очередной полицейский, отчаявшись растолковать нам дорогу, подходит к телефонной будке и вызывает эскорт мотоциклистов. Через пяток минут вся «тути компания» под вой сирен, лихо подваливает к нужному дому. Полицейский, белой крагой, берет под козырек шлема… Квартира у Джани не большая и не уютная. Кругом на всех полках, полочках мальчики-луковки, лимоны, лимончики, помидоры, вишенки.… Делать нечего, потупясь добавляем в коллекцию советских пластиковых уродов. Видимо Джани не знаком с расхожим утверждением «Советское – значит отличное», а потому принимает дары с чуть скрытым испугом. Всех просят к столу, а там оплетенные соломой бутыли кианти, традиционная итальянская паста под оригинальным чиполининым соусом.
Я в «Комсомолке» везунчик, вслед за олимпийским Римом еду лепить книгу в Париж, а за тем олимпийский Токио. В промежутках: Берлин, Прага, Будапешт, Варшава. Вот вам и беспартийный большевик!

Париж есть Париж, хотя я там гонял, как на мотогонках и, если бы не архитектор Серж Маньян, не видать мне парижских раритетов… Коллега Поль-фоторепортёр из местной «молодёжки» взял на себя знакомство с ночным городом.
Дознакомились до того, что подкрепив местное винишко армянским коньяком, потеряли место парковки машины. В рабочем-красном поясе Парижа, ходил с продавцом «Юманите диманш». Снял парня за работой. Снимок был неоднократно отмечен премиями. С первой группой советских людей приплыл на Корсику. Пакетбот «Санпьеро Корсо» опоздал прибытием в Аяччо на четыре часа. Встречающие рыдали. Причиной беды стал Володя из Мурома. Затравленный слежкой, добровольного сиксота Смирнова, муромский комсомолец, посередь моря, сиганул за борт. Вахтенный заметил. Дали задний ход и, наконец, выловили «сердешного муромца». Потом заливали коньяком капитана, помощника и всех, от кого зависело лояльное слово в адрес Советских людей.
На Корсике я лишился франков, любезно предоставленных нашими на улице Гринель, для разъездов по острову. Мне поручали снять базу Иностранного легиона, а я сам целился попасть в Бастию, на заброшенную взлётную полосу, откуда ушёл в вечность Антуан де Сант Экзапюри. Деньги, одолженные у меня на отправку «утопленника» самолетом к парижскому психиатору -«блыснули». Но книгу с картинками о молодой Франции, соорудил - называлась она, « Свидание с Марианной».

Чуть забрежет на горизонте полоска острова, как все корсиканцы выстраиваются вдоль борта пакетбота «Санпьеро Корсо» – вдыхают запах маки. Имя корсиканского вереска стало синонимом партизанской борьбы с оккупантами. В войну так и говорили: -« Уйти в маки»…
Залив Порто-полло, а над ним гора, не самая большая, но зато знаменитая. На вершине сохранился уникальный могильник или целое кладбище жителей острова далекого прошлого. На раскопках мне объяснили, что несколько тысячелетий назад Корсику населяли враждующие племена земледельцев и
скотоводов. В войнах убивали только воинов-мужчин и чтобы подчеркнуть своё благородство, убиенным ставили каменного идола с выбитыми на камне признаками мужеского достоинства, не меча, конечно…
Спустя год редакционная судьба меня занесла к подножию Заилийского Ала-тоо. Здесь, в краю каменных баб я лицом к…столкнулся с аналогом корсиканского чуда. Вот и эндемик, вот и раритет! Фотографии оттуда и отсюда отправил в институт этнографии им. Миклухи – Маклая. Ответа нет. Видимо
загадка и им не по зубам!

В олимпийском Токио бригада «Комсомолки» ютится в крохотной квартирке новостройки. «хрущёба», в сравнении -дворец. Головами упираемся в потолок. В тот вечер я опаздывал на ужин - ковырялся с плёнками. Принесли телеграмму, русские слова латиницей. Адресат Борис Базунов: « Передай Сергею тчк. Бабушка при смерти тчк. Вылетай срочно» подпись Иван или Петр…Вместе с Борисом мчимся в Олимпийскую деревню. Руководитель
советских спортсменов, комсомольский «вождь» Сергей Павлов, телеграмму понял и тут же, вылетел через Сайгон, Париж в Москву. Вскоре спец.выпуски газет удивленно комментируют снятие Хрущева. Уже в Москве мы узнали, что Павлов был необходим для сбора членов пленума ЦК КПСС.
Их сбирали конспиративно по телефонам обкомов комсомола. Настала Брежневская пора. Первым лишился руководящего кресла в «Известиях», зять Хрущева-Аджубей. Мы жалели журналистику, а я радовался, что затянул свой переход на площадь Пушкина, хотя был зван Самим и жил через дорогу.
Аджубея я встретил в Михайловском. Праздновали круглый юбилей Пушкина. Шел дождь.
Мы пьем жуткую водяру, вспоминаем «Комсомолку»… А утром, я становлюсь живым щитом, прикрываю Аджубея от ухмылок коллег. И вдруг:
- Алешенька, дорогой, здравствуй. Посмотрите, ведь это наш Аджубей!
Радуется, всем назло, шикарный Иван Козловский.

То и дело льют дожди. Чуть притихнет ливень по асфальту среди луж катит велосипедист. Взрослые полны обычных забот, да ещё переменчивые вести с Олимпиады волнуют токийцев. Нет у них интереса к чудаку в бумажном колпаке. Детвора встречает велосипедиста с восторгом - каждый хочет пожать
руку клоуну, взять автограф…На истрепанном километрами «велике» скрипит глобус второклассника - там весь мир, всё путешествие чудака. Стартовав в Австралии Майкл крутил педали целый цел год по всем олимпийским столицам. Пожитки путешественника умещаются на решетке багажника. Денег у Майкла нет. Выехал пустой, да ив дороге не разбогател. Люди добрые кормят, с ремонтом помогают. В общем Майкл доволен – путешествие удалось.
К следующим Олимпийским играм у Австралийца нашлись последователи. Они на манер чудокаватого Майкла проехали вокруг «шарика». Давали множество интервью. Только никому ни-ни, что идея была заимствована из «Комсомольской правды» - единственной газеты, рассказавшей о заморском чудаке.

Мириадами электрических алмазов рассыпалась ночная Гинза, а люди-тени при Свечах торгуют новостями, гадают, живут, как могут. Где-то на Гинзе бывал легендарный « Рамзай». Доктора Зорге давно нет. Нет и русской жены разведчика, а вот с японкой Исии, я познакомился в «Комсомолке», даже фотография есть для внуков…Не скажу, чтобы меня потрясла баронесса Исии - японская фея Зорге. Уж больно плотно опекали, скромную даму в кимоно, «гэбэшные» полковник с полковницей.
Видел я немало разведчиков наших и не наших. Тут и майор Боб Бартон, который в поисках ответного откровения, по пьянке совал мне под нос цеэрушную карточку. И слабый писатель- полковник Лев Василевский, который смолоду успел приложить руки к устранению Льва Троцкого. В заморской Мексике он вел какие-то разроботки «эксидента» с убийцей Меркадером.
Лев очень гордился собственным «боевым» прошлым и постоянно «насиловал» шестой этаж, то есть всю «Комсомолку», воспоминаниями о расстреляном своими - шефе террористов ГПУ, Григории Сыроежкине.
Наш коррпункт в Стране Восходящего Солнца тогда был не наш, а корреспонденты проходили по разряду «легальных» и менялись голова на голову. Их собкорр. и всё такое прочее- трудился у нас, а наш собкорр. и всё такое прочее – у них. Поэтому в редакции считалось, что такой «легальный» наш человек больше «пашет» на основной, не журналистской, ниве, а на основной, соответственно считали, что их человек больше занят писаниями…
Таким, как Евгений, лафа шла в пользу - он диссертацию по японскому кино защитил, а вот Саша с Наташей видимо коротали время за кулисами театра Кабуки или на пляже…
С «Рамзаем» и Абелем мне свидеться не довелось, но все же журналистская судьба меня свела со скромным, широколицым, улыбчивым пятидесятилетним шатеном. Был он героем не токийских, а лондонских улиц, «Форейн офис» и «Интилиджент сервис»…Звали легендарного узника туманного Альбиона-
Лонсдейл. Или точнее, Конон Молодый. Вскоре после обмена разведчика на задержанных у нас «любопытных» англичан мои друзья Ярослав Голованов и Владимир Губарев, лихо пробили через верха Лубянки «добро» на написание эксклюзивной книги о Лонсдейле. На встречу с героем попал и я. В первый же вечер ребята умело « раскололи» разведчика. Он добросовестно отвечал на все вопросы. Но вскоре на очередном интервью, уже в подмосковном лесу, жадно вдохнув смолистый дымок костра, Конон, искренне смущаясь, достал из кармана книгу формата «пакет бук»:
-«Здесь вся моя коллизия. Правда на английском,
если надо переведу. Сам писал!»
Вот тебе и эсклюзив! Подшустрили англичане пока Конон по тауэрам сидел и домой добирался. Книгу о нём ребята так и не соорудили. Конон мужик был простой и предельно обоятельный, как две капли воды похожий на своего экранного крестника Баниониса из отличного фильма «Мертвый сезон». Советский разведчик, английский комерсант, продавец музыкальных автоматов, автор контроллёра в московском метро умер в родном лесу. Сердечный недуг сразил его на залитой осенним солнцем грибной полянке, среди берёзок, которые грезились Лонсдейлу в тени чужих улиц.

После долгих лет братского большевистского аскетизма, в главном кабаке Будапешта, естественно, по имени Будапешт, по пятницам и субботам разрешили стриптиз. Моим сексуальным образованием, в ближайшую субботу, решили заняться: представитель СССР во Всемирной федерации демократической молодёжи Валерий Лордкипанидзе и собкорр. «Известий», поэт Саша Тер-Григорьян. Наш абонированный столик рядом со сценой. Валера- красавец и улыбчивый дамский угодник, а потому именно у нашего стола вьются крутобокие девицы в сетчатых чулках, на старомодных подвязках. Видя испуганное лицо Саши и мои «Никоны», девицы обращаются к ослепительному Лорду, с ненавязчивой просьбой расстегнуть очередную часть своего туалета…Отличная «Леанка» и австрийское пиво бойко идёт втридорога. Часам к трем по полуночи полуголое действо на сцене перекочёвывает на зимний псевдокремлёвский ландшафт с красным мавзолеем вождя. Девушки –лошадки, запряженные в саночки, весело играя бюстами, гарцуют под «Калинку» и «Конфетки- бараночки»…И тут в бесшабашную эмигрантскую грусть диссонансом вторгается нашенский унифицированный гимн:
- « Не слышны в саду даже шорохи…вся из лунного серебра» - во всю мощь луженных водкой легких, группа товарищей туристов, словно «Интернационал» перед расстрелом, плечом к плечу, грохочет «Подмосковные вечера». Верят ли в свою пролетарскую правоту «совтуристы»? Наверное.
Также, как эти статисты в буденовках.

Александр Пумпянский- международник буквально с первых строк в «Комсомолке», зачаровавший читателя. Он знал английский и урду, знал и любил русский. Саша писал по писательски. Видимо, потому и пренебрегли однажды цековские строгие мужики своим основополагающим принципом: «нерусских надолго в заграницы не пускать». Но, как говорится: « и на старуху бывает проруха». А может, просто у тогдашнего агитпроповца Михаила Земянина совесть взыграла. Он пересел в секретари ЦК КПСС прямо из редакторов « Правды». Короче, молодого носатого Сашу отправили представлять «Комсомолку» в США. Газета печатала Сашины статьи, их ждали. К всеобщему недоумению блестящий американский век Пумпянского оказался короток. Месяцев через пять-шесть он появился в Москве. Тот же Зимянин топал на своего любимца короткими ножками…Сашу Пумпянского выперли за то же, за что взяли - за блестящее перо. Официальный повод – неправильная тональность в написании статьи « Смерть миллиардера», посвященной Ханту и его дочери.
Мол коммунисту не подобает сопереживать капиталистам! Я же навсегда запомнил другой жизнелюбивый некролог- «Полюшко-Поль». И не потому, что часто снимал знаменитого Поля Робсона, героя правительственных загулов в Георгиевском зале Большого Кремлёвского дворца…Поль был непревзойденным басищем и его советские, русские, еврейские песни, а также молитвенные мелодии черных американцев – спиричуэлс, слушали не только дворцы. Своей широтой души он щедро делился с рабочими, колхозниками,
пионерами -артековцами, воинами-пограничниками… Помните его «Блоху» и « Полюшко-поле»? Я думаю, что Сашиному перу просто завидовали. Он, как и Робсон, и Хант -не похож на других…

Из Главных редакторов моей «Комсомолки», только Аджубей был старше фоторепортёра Гричера. Правда, всего на два года. Потому Алексею Ивановичу, на его Ты - ответствовал Вы. Даже с юдофобом Валерой Ганичевым, в тропическом лесу острова Куба, довелось шарахнуть из бочки рома «на брудершафт». К возможному вопросу о панибратстве… На людях, с начальством, всегда держал должную дистанцию. Навстречу сорокалетию
Победы я вел персональную рубрику. В конце марта, в холе у лифта, встречаю
Геннадия Селезнева. На пути, до кабинета, получаю добро Главного на задумку:
-«Подай сегодня же бумагу, с описанием идеи и раскладкой затрат.»
Не проходит и десяти дней, как «Рафик» с эмблемой экспедиции «Знамя Победы», увозит меня в дорогу по боевому пути полка, водрузившего красный стяг над рейхстагом. Путь пролег от Псковщины, до Западного Берлина. Материалы печатают с колес. В Москву из Бреста возвращаемся 9 мая. Валя встречает газетой. Там в списке лауреатов премии «Золотое перо» нахожу своё имя. Только через годы узнаю, что Слава Голванов, надоумил Главного представить фоторепортёра на соискание премии для пишущих:
-Илюшка целый год материалы о войне печатал, да и сам солдат-участник, присудят - непременно…

Вода, вода- кругом вода. Чистая, но густая от соли, того и гляди глаза выест…
На берегу вилла, построенная знаменитым гангстером Аль- Капоне. Там у стола с плодами моря, рядом с океанским пляжем, задержалась на несколько сверхплановых дней, парламентская делегация социалистической Венгрии.
Поводом, конечно, послужил Всемирный фестиваль молодёжи и студентов в Гаване. Парламентарии якобы осуществляют политическое руководство над молодёжью…
Плавается легко и далеко. Совсем рядом вижу дельфиний нос, крутую бочку боков. Кричу: -« Афалино, здраствуй!», а тот отвечает по русски,
-« Здравствуй Илья!».
Афалино действительно был, да сплыл, а на его месте морским ежом редковолосая голова в купальных очках, Петера Шифера, давнего венгерского друга. Оказывается, Петер советник по делам молодёжи парламента и именно он устроитель досуга начальства на бывшей вилле Аль-Капоне. Естественно
обсыхаем и отогреваемся изнутри, за столом парламентариев. Я не знаю, знают ли парламентские вожди о «Комсомолке», но миллионы тиража производят впечатление и тосты за газету следуют один за другим, под лобстера и плов из осьминога…

Его называют по – разному: кто Федя, кто Федот. А всему виной был анекдот:
«Приходит, как-то Фидель Кастро к Никите Хрущёву. Оттянул бороду на резинке и просит: - «Больше не могу, Сергеич. Отпусти в родную Рязанщину!».
Никита его по руке хлоп: -«Терпи, Федя. Надо!».
В мартовском Мурманске была ещё стужа зимняя, и на голову Фиделя напялили мохнатую шапку. Бородатый команданте с непривычки замотал головой, но убор сидел крепко.
Видать шапка для жителя Карибского моря оказалась «штучкой, посильнее «Фауста» Гёте», как говаривал Иосиф Виссарионович. После знакомства с боевой мощью Северного флота на отдохнувшем ТУ – 114 Фидель отлетел в Москву.
Там-то в Кремле, произошло событие, которое потрясло всех кавалеров Золотых звезд. Поддавший Хрущёв, плененный ростищем, бородищей и кулачищами Кастро, сходу произвел его в Герои. И стал недавний кубинский аристократ, а ныне ярый коммунист – «Федот, да не тот». Впрочем, вскоре к Фиделю присоединилась сладкая парочка: Герои Советского Союза египтянин Гамаль Абдель Насер и алжирец Бен Белла. А Фидель-Федя тем временем гулял по Москве. Гулял крепко. Уж очень показалась ему наша «Столичная». Меньше бутылки за раз не потреблял. Где бы это ни было: в Московском университете,
зоопарке или редакции « Комсомолки». К журналистам приехал поздно вечером и, приняв положенный бутылёк, пожелал пообщаться с народом. Так и не сняв любимой шапки, на скрипучем лифте был доставлен «вниз», в типографию, где подписал номер
в свет» и, как подобает, щедро обмыл с обалдевшими от
холявной выпивки пролетариями талера и линотипа. Водки не хватило, гонцы - доброхоты вернулись ни с чем, и тогда волею Главного редактора Юрия Воронова был санкционирован взлом буфетной двери…
Потом я не раз видел сильно постаревшего и уже наверное мало пьющего Федю - Федота на съездах КПСС и раз пяток в действии на родной Кубинщине, где команданте часами пламенно держал речь перед ликующей молодежью - участниками Всемирного фестиваля на Кубе. А уж говорить Фидель умеет…

Со стариком, который «и море», меня познакомила смуглая кубинская чекистка, бойко говорящая по русски. Не Кармен, но всё же, да и сигар я не курю, хотя они знаменитые, гаванские…А старик, если это тот самый – маразматик с прозрачными глазами новорожденного. Вблизи экватора ночь падает разом,
а потому из деревни дедушки Хема и, предположительно, «старика и море», добираемся на авторыдване в свою « Гавану либера» во тьме кромешной.
Ужо там смоем трудовой пот. Бывший «Хилтон» даже за годы борьбы с империализмом янки – «не задушишь, не убьёшь». Гаванские отели, по традиции приморских городов, выстроились цепочкой вдоль набережной.
Только наша « либера» чуток повыше, на главной улице. С балкона двадцать шестого этажа видно и слышно, как о камни набережной Малекон раз за разом разбивается океан. Где то справа, на островке, ощетинилась чугунными жерлами крепость фортесса – преграда конкистадорам у входа в порт. В кондиционированной прохладе легко ложится на грудь ром «Бакарди» с ледяной крошкой, сахаром и лимоном, тот самый рецепт великого Хема. И Бог
с ним, со стариком. Тот или не тот, главное я на Кубе. Во дрёме полощится « весёлый Роджер», - « Пиастры, пиастры!»- кричит зеленый попугай капитана Флинта.
Впрочем, карибские пираты доселе в действии. Кармен - чекистка получает на год три метра ткани и один электрический предмет…Воистину, как сказал Фидель: -« Родина или смерть», выбирай сам…А совсем рядом – печально известный Бермудский треугольник, где то ли резвятся инопланетяне, то ли нечистая сила глотает самолёты и корабли.

Союз нерушимый, словно карточный домик, несло по ветру перемен, несостоявшейся перестройки. Назревали межконфессионые распри. Гидру ненависти охотно подкармливали на периферии и за рубежом.
В республиках кое-где стреляли…В ту пору мы постоянно бывали в деревне, а там воздух чище, народ искренней. Сельская тишь, да гладь - наводит на идилический образ мышления. Вот там то, сидя на печи, созерцая столетний заброшенный храм, я набросал план спасения человечества. «Ковчег 21», так должна называться акция по морям и океанам, которой предстояло указать новый путь. Путь выхода из братоубийственных распрей. На кроках все смотрелось здорово: Ной, ковчег, древние конфессии, путешествие вокруг света, 50 лет Победы над фашизмом, 80 лет с начала Первой Мировой войны…
Планета вступает в эру Водолея, а ей присущ мир, расцвет духовности и экологии. Тем более, что Водолей-знак России! Одним словом, как говаривал мой однополчанин, старшина Паша Акатов: «Была бы идея, а сторонники всегда найдутся!»
Стадвадцатиметровый дизель - электроход «Академик Борис Констнтинов» готов грузить «КамАзы» по числу основных конфессий. Заморского нефтяного спонсора нашли дипломаты МИД. Федерация воздухоплавания предоставила аэростаты, звонят психи и т. д. и т.п… Ясно, что «Комсомолка» подливала масло в огонь этой каши. Только Московская Патриархия, которая должна была выделить в плаванье англоговорящего священника, задумалась надолго, да деловые люди России, оказались тогда еще не совсем Новыми Русскими. Не смотря на сто офисов на борту и обширные рекламные площади - энтузиазма не проявили. Видимо, в те годы, Российскому бизнесу было не до того, или газету с анонсом проекта проворонили…Хотя, история мирового терроризма сама вынесла оправдательный приговор «бредовой доморощенной идее». По справедливости назову главных соавторов путешествия в «Город Солнца», кроме Кампанеллы: жена Валентина, брат Константин, Ярослав Голованов и ветеран «Комсомолки» Олег Игнатьев.

Оля Дмитриева, в «Комсомолке»: красавица, умница, парашютистка…Весной 1990 Оля отлавливает меня в коридоре, зазывает в кабинет:
-Илья вы близкий к Кремлю человек. Есть отличная идея. Тут американка, знакомая знакомых, примчалась в Москву из Сиэтла, у неё покрывало с апликацией-«Дети мира за мир». Идея не шибко нова, но она собрала на покрывало подписи сенаторов, а теперь бьется, чтобы наши депутаты подписали. Только вы сможете ей помочь!
-Для красавицы, спортсменки всё сделаю!
-Не для меня. Подписи соберёте и Ротари-клаб вас в Америку пригласит. Просительница -эту мощную организацию представляет.
У Спасских ворот встречаю Ельцина. Он в опале. Только - что Лигачев произнес роковую фразу:
-«Борис ты не прав!»
Сходу прошу подписать. Борис Николаевич опаздывает на заседание съезда.
Заскакиваем в здравпункт Большого Кремлёвского дворца, там в шкафу покрывало.
Ельцин размашисто выводит автограф:
-«Дай Бог, чтобы пользу принесло!»
Дальше подписи идут автоматом. Только Горбачёв осторожничает:
-«А Буш подписал? Нет? Ну, я после него».
Американцы дают факс - приглашение. С помощью Владимира Сунгоркина получаю визу. На билет расщедрились спонсоры. Беру с собой выставочные фото и отлетаю на месяц в штаты. С Востока на Запад в Сиэтл. Месяц ношусь по штатам Вашингтон и Айдахо. Показываю, рассказываю, снимаю, худею - тутошние не пьют, а «фут» из пакетов, можно потреблять, только по большой пьяни. Народ кругом дружественный, но очень уж удивляются и фото, и мне. Хотят сделать хорошее России:
-«Давай, говорят, твоего сына на учебу пригласим, отпустишь?»
Дальше пошли совсем уж чудеса. Пригласили. Добрая душа Сунгоркин с паспортом и визой помог. Сын Саша, в ковбойском городишке Веначи, окончил двенадцатилетку и заскучал по родному краю…Такова «Комсомолка» и её роль в жизни семейства Гричера.

Пути журналистов неисповедимы. Раз-два и, словно по мановению палочки фокусника, ты встречаешь такое, о чём и мечтать не мог. Вот знакомство с владельцем смоляной бородищи и вполне прогрессивных взлядов на мироздание, монахом, отцом Алексеем. В миру он Андрей Бирон, прямой и последний потомок фаворита царицы Анны Иоановны, внук начальника Киевской железной дороги. Тут и Булгаковский «Бег», и Толстовские «Эмигранты», и югославские партизаны…Начинал с археологии, пришел к православию. Десять языков и смиренное служение предстателем «Белой церкви» в Иерусалиме. Его друзья православный священник, индеец отец Блек фут( Черная стопа) и исцеляющий от СПИДа на островке озера Виктория
православный монах Христофор Алусимбе. Отец Алексей ведет меня в Гефсиманский сад поклонится Великомученице Елисавете, жене Великого князя Сергея, разорванного в клочья бомбистом Каляевым. Это она просила императора пощадить убийцу:
-«Ибо не ведает, что творит!» Убиенные в шахте под Алапаевском, Елисаветата вместе с послушницей Варварой, только в двадцать первом году обрели вечный покой в храме на Масличной горе.