На ногах у меня вьетнамские кеды, одет я в голубую дырявую футболку и красные линялые шорты. У меня за плечом сдутый шарик брезентового рюкзака, в котором валяется зубная щетка без чехла, два бутерброда, плавки и потрепанный паспорт гражданина СССР с пока еще одной фотографией. Я иду через Клухорский перевал к женщине, которая когда-то родит мне двух сыновей. Двадцать девять километров через главный Кавказский хребет вполне можно пройти за световой день, если обойтись одним привалом. В сумерках я рухну у дощатой стены одного из строений Южного приюта и, с трудом раскурив последнюю сигарету, буду сквозь шум в ушах ловить обрывки фраз столпившихся поодаль сванов – « бу-бу-бу… савсым одын…бу-бу-бу … дурак…бу-бу-бу…горы…». Потом я выпью с ними чачи и провалюсь в светлую бездну сна. Чтобы утром на бело-синем дребезжащем ПАЗике с веселыми туристами ахать на петлях серпантина до самого Сухума, переночую там на портовой лавке с пукающими восточногерманскими хиппи Вольфгангом и Фрицем  и далее - зелеными электричками до Вишневки. Ночью я поднимусь от насыпи вверх  к эмгэушному лагерю и войду на вспыхивающую танцплощадку. Там будет множество красивых девушек  и еще одна с выгоревшими рыжими волосами и большими конопушками на онемевшем от удивления и восторга лице. От меня будет вонять электричками и Сванетией, а она, прижимая меня к себе, скажет – «господи! ты опять без трусов…» Все будет качаться и сверкать, а Гарик Сукачев орать из черных динамиков – «о, моя маленькая бэйби, побудь со мной…»
Все это будет послезавтра, а пока я безостановочно иду вверх по перевалу. Вот уже ледник. Вот группа бредущих в связке французов. Они в одеты в одинаковую альпинистскую униформу, на ногах у них металлические кошки, в руках ледорубы, а на головах сверкающие на солнце шлемы. Я молча обгоняю группу и иду выше. На секунду обернувшись , вижу , что альпинисты остановились и на их породистых физиономиях читается легкая паника и растерянность. «Найс дэй, гайс!»,- машу я им рукой и продолжаю впечатывать скользкие кеды в крупчатый скрипучий снег. Он слепит глаза и перед самым хребтом усеян мертвыми божьими коровками. Их несчетное количество. Они большие, темно-вишневого цвета и совсем не похожи на покойников. Что  с ними приключилось? Не знаю. Лапки у них прижаты к груди и на некоторых приходится наступать. Не останавливаясь я подхватываю пару штук в кулак и иду дальше. За хребтом все те ж снег и горы. И нет им края. В кулаке шевеление. Я разжимаю ладонь , коровки медленно  ползут к кончикам пальцев и шурша крыльями улетают на юго-восток.
Сейчас на Клухоре стоит погранзастава и за перевалом меня никто не ждет.