В середине XVII века особое распространение получили натюрморты с изображениями пресмыкающихся и земноводных. Их наличие в натюрморте опровергает его значение как «мертвой природы». Скорее сюда подходит Нидерландское его название — «stilleven» («тихая, недвижная жизнь»). Чаще других их составляли итальянские живописцы. Но и у голландцев встречаются ящерицы и змеи, ползающие в жесткой траве. Это вовсе не пристрастие живописца к пресмыкающимся. Просто змея издавна была символом коварства и зла, а трава — хрупкого человеческого существования. Часто при этом в траве помещали привлекательные ягоды — «удовольствие таит в себе зло». Мыши, лягушки, ежи также считались дьявольскими животными и часто изображались вместо змеи. Излюбленным анималистическим сюжетом стало изображение змеи, хватающей бабочку. Так зло поглощает всякую надежду на спасение. Большую же часть представителей натюрмортной фауны составляют насекомые. Важное значение здесь имеет традиционное представление о трех этапах бытия (земное существование, смерть, посмертная жизнь души). Наиболее ярким воплощением этих представлений в натюрмортах стало изображение гусеницы, куколки и бабочки. Так изображение бабочки, готовой вспорхнуть с раковины, однозначно «читалось» как «душа, покидающая бренное тело». Такую же антиномию жизни-смерти изображала бабочка рядом с гусеницей или улиткой. Муха или паук считались символами зла, смерти, греха, скупости. Потому муха, сидящая на яблоке или персике традиционно ассоциируется с темой грехопадения. Из животных побольше, белка, например, символизировала упорный труд, без которого невозможны земные блага. Но иногда, она же могла представлять и легкомыслие. Заяц — «ознаменование слуха, чуткости, изобилия, робости, пужливости, страха». Раки или омары — превратность мира, но и мудрости, благоразумия, медленности. Часто встречается изображение попугая. Вопреки распространенному мнению, в Средневековье эта птица уподоблялась праведникам и символизировала красноречие, благодарность, или представляла верующего. Обезьяна же воспринималось как животное, передразнивающее людские поступки и символизирующее различные пороки, грешника и даже самого дьявола. Она же, привязанная или прикованная — пристрастие к порокам и мирским делам. Если же обезъяна смотрелась в зеркало — это воспринималось как изображение суетности. Нередко в натюрмортный мир заходит кошка. За положительные качества этого животного — ловкость и стремление к свободе — его часто посвящали Богоматери (особенно с полоской в виде креста на спинке). Но обычно этот зверек ассоциировался с темными силами, магией. Уже в Средние века кошка символизировала дьявола, а мышь — душу, постоянно подвергащуюся опасностям. В Новое время кошка, особенно подцепившая когтями большой кусок мяса, устойчиво напоминала о плотских наслаждениях. Потому так характерны (особенно для Снейдерса и его школы) изображения кошек, обезумевших при виде стола, заваленного рыбой и дичью. Собака же, наоборот, как антипод кошки — верный страж, который старается отогнать вороватого зверька от обильного стола. Многочисленные золотые и серебрянные вещи (вазы, кубки, декоративные изделия), как и символы власти (королевские венцы, скипетры), бесспорно принадлежат в натюрмортах кругу смерти. Искреннее любование изысканными редкостями прекрасно сочетается у художника с морализаторством. Иногда, особенно в поздних натюрмортах, попадает в поле зрения живописца и мелкая скульптура. Это, несомненно, поле мифологических персонажей. Согнувшийся под тяжестью часов сатир — время, побеждающее дьявольское, плотское начало в человеке; разувающийся Меркурий — успокоение от суетных земных забот и т. д.
Несусветная пошлятина, конечно-же.
Всё ненатурально, всё подстроено.
А самое главное, несмотря на жанр "киски", авторский почерк этого снимка демонстрирует одноклеточную схожесть с другими работами автора (в основном разделе).
Сам собой напрашивается вывод...
