Житель захолустной деревеньки Вороново Ярославской области Борис по кличке Мать-Перемать, бывший лесник развалившегося леспромхоза, в местном масштабе был фигурой заметной: как-никак, владелец единственной в деревне лошади. Ясное дело, что при любой надобности в тягловой силе, все шли к нему. И в тот сентябрьский день, когда моя знакомая, получившая в наследство домик в Воронове, и поводившая в нём лето, взялась копать картошку на огороде, Мать-Перемать был ангажирован вместе с лошадью для вспашки небольшого картофельного поля. Задача для одной лошадиной силы трудной не была, и через полчаса распряжённая лошадь паслась в лощине за огородом, а её хозяин принимал причитающуюся за работу сорокоградусную жидкость, сидя у завалинки. Не совсем случайно оказался рядом и я с фотоаппаратом. Уговорил его на съёмку без труда, но снять непринужденный портрет лесника оказалось не просто. Борис внимательно следил за мной, и, как только я поднимал фотоаппарат, расправлял плечи, переставал жевать огурец, делал строгое каменное лицо и смотрел прямо в объектив. Фото на паспорт не входило в мою задачу, а потому я опускал камеру и начинал отвлекать его разговорами на близкую, как мне думалось, для Бориса тему – про лошадей. -Сколько лет твоему коню? – ляпнул я первое, что взбрело в голову. -Кобыле – уточнил Мать-Перемать, бережно наполняя стакан, и я пожалел, что затронул эту тему – старая уже. Борис уклонился он от точных цифр, деликатно не выдав возраст. -Так, может, на пенсию пора, сколько ей ещё работать? -До издоху – Борис посмотрел вдаль и добавил – как и нам… Пораженный ёмкостью и прямотой формулировки, я прозевал момент для съёмки, а поймать следующий никак не удавалось: портретируемый был начеку. Наконец, мне повезло. Из-за угла избы появилась супруга Бориса (благо, они в доме напротив жили) и беззастенчиво начала расхваливать мужа: -Вот, у меня мужик – что надо! Кто ни попросит помочь, никому не откажет! Привезти чего, иль огород вспахать – всегда пожалуйста! Принятая доза и неожиданная похвала сделали своё дело – Мать-Перемать на секунду забылся, и расплылся в самодовольной улыбке. Я успел нажать на кнопку. Стало ясно, что если из всей съёмки и будет что интересное, то только этот кадр. Позже так и оказалось. Портрет прошел по выставкам и был опубликован в Огоньке. Спустя три года я принёс знакомой номер Огонька с портретом соседа. -Как поживает Мать-Перемать? -Да, ничего, в порядке, вроде. -Передай ему журнал, пусть порадуется, небось, приятно будет человеку. Дальнейшее я знаю со слов знакомых. Реакция Бориса на публикацию была абсолютно неожиданной: лесник до смерти перепугался, увидев соё изображение в журнале. Что именно повергло его в ужас, Борис объяснить не мог, да и остальные терялись в догадках. -Это не я, это не я… – твердил побледневший Мать-Перемать. О самом факте съёмки он к тому моменту давно забыл. -Ты! - убеждённо заявила супруга. Позвали соседа Колю. Коля долго сличал журнальную фотографию со съёжившимся под пристальным взглядом оригиналом, и твёрдо заявил: -Ты, Мать-Перемать, б… буду – ты! Во, дела – в журнал попал! За это давай, бутылку ставь! Еле-еле уговорили Бориса, что в Огоньке на самом деле он, и ничего страшного в том нет, ничего ему не грозит. А повод для выпивки был серьёзный - деревня гуляла два дня.