Художник пробовал перо,
как часовой границы - пломбу,
как птица южная - полет...
А я твердил тебе:
не пробуй.
Избавь себя от “завершенья
сюжетов”, "поисков себя”,
избавь себя от совершенства,
от братьев почерка -
избавь.
Художник пробовал...
как плач
новорожденный, тренер - бицепс,
как пробует топор палач
и револьвер самоубийца.
А я твердил себе: осмелься
не пробовать, взглянуть в глаза
неотвратимому возмездью
за словоблудье,
славу,
за
уставы,
идолопоклонство
карающим карандашам...
А требовалось так немного:
всего-то навсего - дышать.
Это художник сошел с ума?
Это не лето и не зима.
А по холсту твоего лица -
Скользкая мокрая улица.
За прегрешения извини,
За бесполезность
Снегов вчерашних.
Светятся праздничные огни,
Глупо таращась.
Пусть твой восторг и твоя печаль
Мною не поняты.
Мне бы с начала тебя начать -
Лунною
полночью.
Чтоб терпеливо, касаясь едва,
Неспешно, не вдруг подобрать слова.
На цыпочках донести в горсти -
Прости...
/8/ Понимаешь, и-нет не располагает к спокойному и неторопливому вниманию (слушанию, общению). Получается как оазис. И хочется в нем находиться подольше. Спасибо, Джэрри.
Мы в бесконечность верим свою,
Глупые дети.
Клин фонарей смотрит на юг -
Не улететь им.
Ты мое праздничное начало,
Ты моя умница.
Не разделяй же меня на части,
Улица.
Взгляд заблудился,
Причалив у пристаней
Рам золоченых.
В их глубине
Просыпается истина.
Эй, там, о чем вы!
Вам застилает глаза туман?
Это художник сошел с ума.
как часовой границы - пломбу,
как птица южная - полет...
А я твердил тебе:
не пробуй.
Избавь себя от “завершенья
сюжетов”, "поисков себя”,
избавь себя от совершенства,
от братьев почерка -
избавь.
Художник пробовал...
как плач
новорожденный, тренер - бицепс,
как пробует топор палач
и револьвер самоубийца.
А я твердил себе: осмелься
не пробовать, взглянуть в глаза
неотвратимому возмездью
за словоблудье,
славу,
за
уставы,
идолопоклонство
карающим карандашам...
А требовалось так немного:
всего-то навсего - дышать.